— Ты не одна. — Сцепив зубы, Квентин искал в себе силы, чтобы успокоить ее. — Я здесь.
— Слава Богу, — вновь прошептала она, так и не оторвавшись от его мундира.
— Когда я узнал обо всем, то бросился на первый же корабль, отплывавший в Англию. — Он проглотил ком в горле. — Но на похороны не успел.
Услышав муку в его голосе, Бранди подняла голову.
— Не важно. Церковь была так переполнена, что ты все равно не сумел бы как следует попрощаться. А вот сейчас можно. — Она беспомощно показала на могильный холм. — Я только что положила на могилу свежие цветы. Герань. Любимые цветы Памелы. Я вчера сорвала их в Изумрудном саду. Они очень красивые. Такие красивые, что, покидая сегодня утром Таунзбурн, я положила несколько штук на могилу папы. — У нее задрожали губы. — И на мамину тоже. Знаешь, о чем я подумала?
— Нет, — тихо ответил Квентин. — О чем же ты подумала?
— Что папа наконец нашел свое счастье. После двадцати лет он и мама снова вместе.
Квентин задумчиво отвел со лба Бранди мокрые пряди волос.
— Чудесная мысль. И очень точная. После смерти твоей матери Ардсли не было ни до кого дела. Кроме тебя. — Он ласково провел пальцами по щеке девушки. — Мне не нужно напоминать, как твой отец обожал тебя. И не выносил, когда ты грустила. — Квентин едва заметно улыбнулся, затосковав по прошлому. — Я до сих пор помню, как он вышел из себя, когда Посейдон впервые сбросил тебя на землю.
— Он ужасно расстроился, — согласилась Бранди сдавленным шепотом.
— Расстроился? Да мне просто повезло, что он в ту же секунду не пристрелил моего коня. А ведь ты даже не ушиблась.
— Зато моя гордость разбилась вдребезги, — возразила Бранди, чуть оживившись. — Папа знал, как я ненавижу поражения.
— Да, так было всегда, даже в восьмилетнем возрасте.
— Ты прав, — усмехнулась Бранди.
— Солнышко, — посерьезнел Квентин, рывком приподняв голову Бранди, — Ардсли не понравилось бы, что ты так горюешь.
Девушка кивнула.
— Я знаю. — Подавив вздох, она принялась внимательно рассматривать лицо Квентина, словно не разглядела его как следует в первую же минуту, как увидела. — Этих морщинок прежде не было, — пробормотала она, проводя пальцами по уголкам его неотразимых карих глаз. — И этого тоже. — Ее пальцы скользнули наверх и пробежали по влажным темным волосам, замерев на прядях, посеребренных сединой.
На его лице появилось на миг странное выражение, потом он печально улыбнулся:
— Ты, наверное, забыла: прошло четыре года. Мне уже за тридцать.
— Нет. — Бранди покачала головой. — Возраст здесь ни при чем. Это все переживания. — Опустив руки, она спрятала их в складках плаща. — Как ты все выдержал? Каждый день смотрел смерти в лицо, видел, как другие умирают. Я вот даже не могу выдержать трех потерь.
— Ты несправедлива к себе, солнышко. Ведь ушли из жизни не просто трое твоих знакомых. Они были твоей семьей.
— Да. — Глаза девушки вновь наполнились слезами. — Были.
— А ты тоже изменилась, — поспешно добавил он, невольно высказав вслух то, что первое пришло на ум, лишь бы отвлечь ее.
Хитрость удалась.
— Разве? — спросила она скорее с любопытством, чем с удовольствием. — Как?
— Ты выросла. — Произнося эти слова, он сам понял, что они как нельзя лучше отражают истину. Когда он уезжал, она была живым хитрым бесенком, обещавшим превратиться в очаровательную красавицу, чего, однако, она сама не сознавала. Сейчас она расцвела. Красота тонких черт лица, не измазанного больше грязью, подчеркивалась бездонными темными глазами и роскошным облаком светло-каштановых волос. — И стала красивой молодой женщиной, — вслух заключил он.
— Возможно. — Она вздохнула. — Но, как я и предполагала, мне ненавистна каждая минута моей взрослой жизни. У Квентина вырвался неожиданный смешок.
— Как же я по тебе соскучился, солнышко. — Он удивленно покачал головой. — Никто, кроме тебя, не смог бы заставить меня улыбнуться в такую минуту.
— Я чувствую то же самое. — Ее взгляд скользнул по мундиру, теперь уже основательно промокшему. — Ты весь вымок, — пробормотала она, стряхивая капли дождя с его рукава. — Если еще дольше тут задержишься, то сляжешь с простудой.
— Не беспокойся. — Он бросил печальный взгляд за плечо Бранди. — Мне нужно немного побыть с ними наедине. Она кивнула.
— Мне уехать в Таунзбурн?
— Нет. — Он закашлялся. — То есть…
— Я подожду тебя в гостиной, — мягко ответила она, сразу все поняв. — Кроме того, я уверена, Дезмонду не терпится увидеть тебя.
— С ним все в порядке?
— Учитывая обстоятельства, он держится великолепно. По правде говоря, мне кажется, без него я не смогла бы пережить прошлую неделю. Он был просто воплощением силы, тогда как я висела на краю пропасти. Я чувствую, что ужасно виновата — не только потому, что взвалила на его плечи такую тяжелую ношу, но и потому, что он потратил на меня уйму времени, пытаясь умерить мою душевную боль. У него очень много забот, а с завтрашнего дня еще прибавится.
— Почему с завтрашнего?
— В два часа в конторе мистера Хендрика будут зачитаны завещания. Насколько я поняла, это простая формальность, но, как только Дезмонда официально объявят герцогом Колвертоном, могу представить, сколько у него появится новых обязанностей.
— Да, — тихо произнес Квентин, вглядываясь в лицо Бранди. — Так и будет.
Дождь усиливался. Крупные капли превращались в тяжелые непрерывные струи.
— Иди же, — велела Бранди, поплотнее запахивая плащ. — Навести родителей. Я скажу Дезмонду, что ты вернулся.
Она поймала руку Квентина и пожала ее крепко и сочувственно, затем, подхватив юбки, стрелой помчалась к замку. Квентин, улыбнувшись, как улыбаются при встрече со старым знакомым, наблюдал за этой пробежкой, немыслимой для настоящей леди, и странным образом находил утешение в том, что хоть какие-то вещи остаются неизменными.
Затем улыбка Квентина померкла, и он повернулся, чтобы пройти ожидавшее его тяжкое испытание.
— Ты отлично выглядишь, Квентин, — произнес с дивана Дезмонд. Он отставил чашку с кофе и откинулся на подушки, изучая внимательным взглядом сводного брата. — Чуть похудел, но и только.
— Беру пример с тебя. — Квентин не менее внимательно разглядывал Дезмонда.
Его брат в тридцать семь выглядел как двадцатилетний юноша — высокий, мускулистый, с темной шевелюрой, не тронутой сединой, и пронзительным взглядом черных глаз, вокруг которых не видно ни одной морщинки. Время действительно было к нему благосклонно.
Квентин заерзал на стуле с высокой прямой спинкой и отхлебнул черного кофе, мысленно удивившись, почему в родном доме он чувствует себя как чужой.
В гостиной нависла долгая тишина.
— Известие о смерти отца и Памелы, должно быть, явилось для тебя огромным потрясением, — наконец произнес Дезмонд.
— Для всех нас, — поправил его Квентин. — Да, конечно, так и было. По правде говоря, мне до сих пор не верится, что все это происходит не во сне.
— Я каждый день просыпаюсь и думаю, что увижу папу за завтраком, — пробормотала Бранди, которая сидела в кресле, завернувшись в одеяло.
— Но тебе ведь уже лучше, малышка, — тут же покровительственно заметил Дезмонд. Он наклонился вперед и положил ладонь на руку Бранди. — Каждый день ты понемножку приходишь в себя.
— Наверное, так. И все же… — Ее голос и взгляд померкли.
— Вчера мы отлично прокатились в карете по Котсуолду, и я прекрасно помню, что ты улыбнулась до крайней мере два раза.
— Хм? Ах да, прогулка в карете. Это было великолепно, Дезмонд.
Дезмонд сверкнул зубами.
— Еще бы!
— Мастер Квентин, я только что услышал о вашем возвращении в Колвертон. — Бентли, не ожидая приглашения, вошел в гостиную и приблизился к Квентину. — Добро пожаловать домой, сэр… несмотря на трагические обстоятельства вашего приезда. — На лице дворецкого промелькнуло подобие эмоции, но тут же исчезло, уступив место прежнему выражению непроницаемого достоинства. Он прокашлялся, сцепив руки за спиной. — Я приказал распаковать ваши вещи.