Крики людей и завывание свежевателей смешались в единый карнавал разрушения. Гвардеец рубил и колол, чувствуя, как трещит, ломается изнутри от невероятного давления. Что-то извне сдавливало его череп, пыталось его проломить, чтобы заползти внутрь, но не менее могучая сила перла наружу.
Хрусть! Край его щита отломился от могучего удара Скитальца, с которым рубился Ланнард. Кажется, вместе с щитом сломалось что-то еще, но Айр не мог это уже осознать. Его захлестнула какая-то пелена, алые от крови зубы сомкнулись на крае щита, и он зарычал, бросая вызов всему этому неправильному, ебанутому миру.
Крэк! Кольчуга под нагрудником не выдержала рубящего удара костяного клинка, кольца холодного металла глубоко вошли в рану, но гвардейцу уже было плевать. Его собственный меч вспыхнул голубой аурой и начисто снес сначала лапу, что удерживала ранящее его оружие, а на обратном движении располовинила свежевателя на две части.
Рев! Яростный и незамутненный разорвал его глотку потоком горячей и вкусной алой крови. Сам превратившись в чудовище, он больше не видел черной равнины и уродливых силуэтов свежевателей. Сейчас он сражался против самого мира и теней прошлого, разрубал собственную слабость на части и повергал ниц, чтобы возвеличить идеалистическое представление о том, каким должен быть. Как мир, так и он сам.
Ланн и Айр превратились в высекающий черные струи, идеально синхронный механизм разрушения. Гвардеец следовал за бароном по пятам и казалось, почти не уступал. Два Скитальца и десяток тварей поменьше, что атаковали отряд, рухнули под шквалом ударов за дюжину ударов сердца, но уже недостатка в противниках не было. Бесчисленные чудовища рвались к ним по обсидиану, а бескрайняя злоба пронизывала сердца.
Малыш, едва сохраняя разум, сражался рядом с Вигмаром и Шейлом, прикрывая продолжающего исполнять неземную по красоте песнь ларийца. Это было единственное, что ему помогало оставаться в уме. Двое его парней уже рухнули оземь, заламывая руки и превращаясь прямо на глазах, их тело корежило, мышцы рвались и менялись, а силуэты их душ, испуганно раскинув руки, были похищены голодным фиолетовым небом.
Вал тварей разбился о двоих рыцарей, сражавшихся в идеальной гармонии. Свежеватели попятились и начали их окружать, собираясь ударить со всех сторон. Монстров здесь уже было не меньше трех сотен, оскаленные клыки и клинки, перекрученная чуждой волей человеческая плоть. Они предвкушали. Они не ведали страха. Они ликовали. Но ларийский книжник успел закончить свой древний стих, взывающий к Красной Владычице.
— О Мать! Да сбудется замысел твой! Открой же нам дверь! Позволь вернуться в твой дом. — закончил наконец призыв лысый книжник, он был ранен стрелами в бедро и правую руку, но продолжал непоколебимо стоять, словно статуя, ни на миг не прекратив читать заклинание.
Алый восход новой зари разорвал аметистовый мрак. Нежный, исцеляющий свет пал на окруженную группу людей, что из последних сил сражались за свои жизни и души.
— Харгранская шлюха! Сколько ты еще будешь вставать на пути? — раскаленным кнутом ударил по сознанию оскорбленный рев гиганта на троне. — Пусть идут, но твою игрушку я оставлю себе.
— Лишь плоть, раз он тебя наблюдал. Но его душа принадлежит мне. — жертвенной медью литавр ответил ему решительный женский голос.
Мир лопнул и осыпался осколками хрустальных зеркал. Азат Бдение остался один на равнине. Рядом на черном стекле преображались агонизирующие тела, одно из которых недавно принадлежало ему. Нечеловеческий ужас, неспешно спускаясь с небес, распростер к нему свою длань. Оставшись без тела, лариец не мог даже кричать, только сейчас осознав, почему высшее жречество добровольно лишает себя глаз. Расстворяясь в аметистовой тьме, он взмолился о милости Трехликой Богине. Перед его внутренним взором возник далекий мрачный дворец, залитый черной кровью. Затем все было не зря. Книжник с облегчением рассмеялся, почувствовав на плечах теплые, надежные руки Матери.
Глава 9. Бремя ненависти и любви
Делая беззвучные, судорожные вдохи широко открытым ртом, Ланнард был похож на рыбу, выброшенную штормом на камни. Айр уставился на свои руки, испещрённые сколами. Латные рукавицы казались ему нереальными, как и всё остальное, что его сейчас окружало. Не было обсидиановой пустоши, лишённый звёзд мрак над головой сменился переплетением древесных крон. Но человеческий разум скрипел, пытаясь уместить всё пережитое. Мозг словно пропустили сквозь мелкую тёрку — он кровоточил и не желал принимать происходящее за данность.