Вцепившись в кисть его руки, удерживая её в знаке победы с воздетым клинком к небесам, рядом с Айром встал Белый Барон, даже ещё более бледный, чем обычно. Он посмел его остановить. Первый вопрос, который пришёл в голову гвардейца, был — «Почему?», а затем уже — «Как?». Рослый парень был во много раз сильнее физически, но сейчас Ланнард застыл, словно камень, не позволяя ему пошевелить рукой, переливаясь вплавленной в плоть синей Волей. Готовая выплеснуться на Граденса злоба тут же нашла себе новую цель. Зеленоглазый сжал левый кулак, прикидывая, как бы половчее оглушить хрупкого наглеца. И растерялся — наконец-то осознав, что творит какую-то хрень. Лютую и даже для себя самого непонятную.
— Вспомни про свой якорь, — прошипел Ланн. — И иди за мной.
«Ты не должен доверять этому аристократу!» — твердили ему инстинкты.
«Он всегда меня поддерживал. И никогда не обманывал», — попытался им возразить разум.
«Я не стану бить единственного друга!» — рявкнула и загнала поглубже агрессию его душа.
Айр потеряно наконец-то опустил руку, загнал бастард в ножны и позволил Ланну себя увести подальше от графа и толпы — к основанию второй стены, куда едва доставали радостные выкрики солдат, приветствующих возвышение нового аристократа. Его история ещё долго будет гулять по умам, будоража молодых парней вступать в гвардию, теша себя надеждой повторить этот путь. Разумеется, только в случае, если в этой крепости хоть кто-то переживёт грядущее, чтобы передать эту легенду другим.
Грейсер толкнул его в грудь, усадив на завалинку, и навис сверху, буравя встревоженным взглядом. Это непривычно — видеть тревогу у этого человека. Засосало под ложечкой от ощущения, что он что-то сделал не так. Свернул не туда и, кажется, чуть не шлёпнул ненужного человека.
— Ланн, я… Чёрт, нужно нажраться, — наконец прохрипел он.
— Вряд ли это поможет. Лучше попробуй объяснить, что происходит. В твоей ауре такие же оттенки мрака, что и у Вигмара. Крайне сомнительно, что вы оба внезапно пробудили Волю Убийцы. Это не может быть совпадением, — требовательно произнёс Белый Барон.
— Я не знаю, демон тебя побери! — прогрохотал Айр, затем скривился, почувствовав себя виноватым, и до треска металла сжал между собой латные руковицы, будто пытаясь задушить в них собственную злость. Кровь ещё клокотала, но постепенно ярость начала отступать.
— Не понимаю… В тот момент, когда мы разменялись ударами, у меня словно наитие какое-то произошло. То, что я считал совершенно немыслимым, стало попросту нежелательным… но возможным. Словно все решения и мысли — не только мои, но и чьи-то ещё, — уже тише, стараясь держать себя в руках, пробормотал зеленоглазый.
— Снимай броню и дай осмотреть рану, — придвинулся Ланн и потянул его за ремень, удерживающий левый наплечник.
— Да какая рана? Там царапина пустяковая, — пожал плечами бывший гвардеец и принялся стягивать с себя нагрудник с кольчугой.
Находящийся под ними поддоспешник оказался окровавлен, впрочем, чёрное пятно было совсем небольшим. А вот цвет самой крови им не понравился — она была чёрная, словно сажа, и, свернувшись, осыпалась песчинками камня. Айр вздрогнул, задрал плотную шерстяную ткань и уставился на центр своей груди, на которой был странный символ, словно выжженный прямо на коже, вокруг раны, оставшейся от меча Вигмара. Похожая на закрученный лабиринт спираль, что вела к расколотому надвое сердцу. Это не было символом ни одного из известных Ланнарду богов, но ему этот знак все же встречался. В почти позабытом видении, похожем на сон, о котором он старался не вспоминать и не думать.
— Какого хрена? — прошептал Айр..
— Боюсь, что в бане отпарить и оттереть это тоже вряд ли получится. И без якоря я один тут не справлюсь… — прошептал Ланн. Он словно призрака увидел — бледные губы едва шевелились. — Придётся просить о помощи Сэру.
— Ланн, а по-человечачьи можно? Я эти ваши колдовские штуки не разумею. Насколько всё плохо? — встревожился Айр.
— Эта рана — словно канал для чьей-то Воли, лишённой плоти. Я… думаю, её когда-то встречал, но понятия не имею, что сейчас делать. Возможно, если мы свяжем наши сознания, то сможем её изгнать, — наконец, сделав глубокий вдох и привычно опустошив мысли, твёрдо произнёс Ланнард.