После столкновения со злым богом решимость в груди чувствовалась безусловной. Страх и колебания остались далеко позади. Он сходу, ещё взбегая по лестнице, смог полностью сфокусироваться на предстоящей цели — отдаться этому порыву, очистив разум от всего лишнего. Стать проводником собственной Воли в этот мир. Взбежав по лестнице, он оттолкнулся от треснувшего камня и, пролетев над тремя рядами людей, с грохотом нескольких пудов железа приземлился прямиком на ярящегося и размахивающего окровавленным ятаганом предводителя свежевателей.
Могучая тварь этот страшный удар даже каким-то чудом смогла пережить. Вдавленный в стену, со сломанным позвоночником, Скиталец трепыхал верхними лапами, пытаясь схватить Айра за ногу. Мрачно захохотав, бывший гвардеец быстро нагнулся и оборвал визг несчастного монстра с оглушительно громким треском, мощным рывком сначала свернув ему шею, а затем и вовсе оторвав начисто голову, а затем запустив страшный снаряд в ближайшую цель.
Видя такую картину, ополченцы сначала попятились — внезапная подмога им показалась едва ли не страшнее врага. Айр сбросил сразу несколько тварей ударом щита, вспыхнул аурой и проревел, пронзая своим голосом грохот битвы:
— Вперёд, братья! Бей уродцев! Сегодня мы будем пить за победу и павших, а они — гнить у наших стен!
Этого оказалось достаточно, чтобы бойцы вновь почувствовали силу в руках, поднажали и под предводительством гвардейца, удар за ударом, метр за метром, выдавили закрепившихся монстров вниз со стены и сбросили лестницы. Снаружи свежевателей бушевало целое море, весь двор между первой и второй стенами был заполнен воющими и ревущими порождениями Лангарда. А шесть метров камня под их ногами сейчас казались тонкой и хлипкой дамбой — единственным, что защищает от смертоносного прилива.
Айр шёл и планомерно залатывал в ней дыры. После ликвидации первого прорыва он спешно оглядел разношёрстных бойцов, чтобы назначить пару десятников. После бегства с первой стены цепочка командования оказалась нарушена, отступить удалось не всем, даже среди офицеров, а потому солдаты сражались без приказаний. Пробиваясь к сражающимся шевалье, парень ломал голову, пытаясь понять, как Брасс допустил такой невероятный провал. Если на стене сейчас находились все доступные силы, то они уже потеряли не меньше сотни бойцов — треть от общей численности гарнизона. Филиш не был новичком в военных делах и не раз проявлял себя отличным командиром.
Вскоре, переступив трупы десятка собственноручно зарубленных монстров, он получил свой ответ на вопрос «Кто виноват?», осталось лишь решить, что дальше делать. Проломив оборону очередного встреченного Скитальца, Айр вогнал ему бастард в живот и, взревев, распорол тварь надвое, забрызгав всё вокруг чёрной кровью и тухлыми внутренностями. До участка стены, где практически в окружении сражались трое шевалье, оставалось около двадцати метров, но на его пути встал противник, которого Айр опасался увидеть больше всего.
Вигмара Брасса ещё можно было признать. На его бледном, угловатом лице больше не было глаз — лишь мерцающие аметистовой мглой провалы. Сквозь прорехи в изрубленных доспехах виднелась чёрная, пульсирующая плоть, которая распирала изнутри латы. Он ростом был уже почти с Айра и продолжал превращаться во что-то чужеродное прямо в бою, с каждым взмахом длинного меча забирая жизни кого-то из ополченцев, спешащих на выручку к офицерам. Бывших товарищей он убивал с пугающей лёгкостью — вспарывая глотки, пронзая сердца и круша рёбра зловещим тотемом, зажатым в левой руке. Простая длинная и толстая палка, полностью покрытая кровью, с насаженными на неё головами. Последнее лицо, с распахнутым в беззвучном крике ртом, Айр даже узнал. Это был Филиш Брасс, отец Вигмара.
Завидев старого товарища, бастард неистово захохотал и принялся прорубаться к нему, широкими, секущими ударами снося встречных бойцов, как косарь свежую рожь. Айр знал, что некоторых битв было не избежать, но всё равно чувствовал горечь. Его противник был рабом предрешённой другими судьбы — даже ещё до того, как попал под влияние тёмных сил. Впрочем, жалости он не испытывал, здесь ей не было места. Он лишь собирался отдать последний долг чести бывшему другу.
— Фарн аран дар МАРА! — проревел Вигмар на гортанном диалекте, отдалённо напоминающем ларийский. — Ты оскорбил Повелителя! Отвергнул его дар. Ничтожество. Почему ты не сломался? Почему не сдался? Почему не стал как я? Неужели ты настолько сильнее? — его лицо кривилось, на нём эмоции быстро сменяли друг друга, будто сквозь маску безумия пытался докричаться живой человек.