— В самом деле возмутительно, — поддержал Клаус сестру. — И без того нелепость, что Солнышко работает секретаршей, но еще и делать самой скобки!… С большей несправедливостью я в жизни не сталкивался!
— По-моему, скобки делаются на фабриках, — заметил Дункан, листая свою зеленую книжку в поисках записей на этот счет. — Не думаю, чтобы начиная с пятнадцатого века люди делали скобки для скрепления бумаг вручную.
— Если б ты сумела утащить несколько металлических проволочек, Солнышко, — сказала Айседора, — мы все помогли бы тебе делать скобки в послеобеденное время. Впятером хлопот будет меньше. Кстати, о хлопотах. Я сейчас тружусь над стихотворением про Графа Олафа, но пока мне как-то не хватает страшных слов для его описания.
— И наверное, трудно подобрать рифму к слову Олаф, — предположила Вайолет.
— Нелегко, — подтвердила Айседора. — Пока я придумала только «пилав», это такая еда из риса. Да и то рифма не совсем полная.
— Может, когда-нибудь тебе удастся напечатать стихи про Графа Олафа, — сказал Клаус, — и тогда все узнают, какое он чудовище.
— А я напишу про него статью в газете, — вызвался Дункан.
— Думаю, я сумею соорудить печатный станок, — сказала Вайолет. — Может быть, позже, когда достигну совершеннолетия, я смогу использовать часть бодлеровского состояния для покупки нужных материалов.
— Мы и книги сможем печатать? — оживился Клаус.
Вайолет улыбнулась. Она знала, что брат уже представляет себе, как напечатает целую библиотеку книг.
— И книги, — ответила она.
— Бодлеровское состояние? — переспросил Дункан. — Значит, ваши родители тоже оставили вам наследство? Нашим родителям принадлежали знаменитые квегмайрские сапфиры, и они уцелели при пожаре. Когда мы достигнем совершеннолетия, драгоценные камни будут принадлежать нам. И мы все вместе откроем печатное дело.
— Замечательная идея! — воскликнула Вайолет. — Мы назовем его Объединенное акционерное общество Квегмайр-Бодлер.
— Мы назовем его Объединенное акционерное общество Квегмайр-Бодлер!
Издевательский голос завуча Ниро раздался так неожиданно, что дети растерялись и выронили солонки на пол. В одно мгновение крошечные крабы подобрали их и утащили, так что Ниро не успел ничего заметить.
— К сожалению, должен прервать ваше важное деловое собрание, — проговорил Ниро, хотя дети видели, что он ни капли не сожалеет. — Приехал новый учитель гимнастики и хотел бы познакомиться с сиротской командой до начала моего концерта. Оказывается, сироты отличаются особо удачным строением костей или что-то в этом духе. Так вы, кажется, выразились, Учитель Чингиз?
— Именно так, — отозвался высокий тощий мужчина, входя в лачугу, чтобы представиться детям. Он был в спортивных брюках и свитере, какие носят учителя гимнастики. На ногах — дорогого вида высокие кроссовки, на шее болтался блестящий серебряный свисток. Голову обертывал кусок ткани, заколотый спереди сверкающим красным драгоценным камнем. Такие головные уборы именуются тюрбаном, и некоторые носят их по религиозным мотивам. Но Вайолет, Клаус и Солнышко с одного взгляда поняли, что этот человек носит тюрбан по совершенно иной причине.
— Именно так, — повторил он. — У всех сирот ноги удивительно подходят для бега, мне не терпелось посмотреть, что за образчики ждут меня в этой лачуге.
— Дети, — приказал Ниро, — встаньте и поздоровайтесь с Учителем Чингизом.
— Здравствуйте, Учитель Чингиз, — сказал Дункан.
— Здравствуйте, Учитель Чингиз, — сказала Айседора.
Тройняшки Квегмайры пожали костлявую руку Учителю Чингизу, а затем со смущенным видом обернулись к Бодлерам. Их явно удивило, что те по-прежнему сидят на сене и во все глаза смотрят на Учителя Чингиза, вместо того чтобы выполнить команду завуча Ниро. Но будь я тогда в Сиротской лачуге, я бы наверняка не удивился, и, готов поспорить на мой удостоенный премии триптих «Что случилось с Беатрис», вы бы тоже не удивились. Потому что, вероятно, как и Бодлеры, уже догадались, почему человек, называющий себя Учитель Чингиз, носит тюрбан. Тюрбан закрывает волосы, что сильно меняет облик, а если к тому же надвинуть тюрбан пониже, на лоб, как сделал новый учитель, то складки ткани закроют даже брови, а в данном случае — бровь. Но тюрбан не может скрыть блестящих-блестящих глаз или их алчного зловещего выражения, с каким мужчина в тюрбане смотрел на троих, в сущности, беспомощных детей.
То, что называющий себя Учителем Чингизом человек сказал про ноги сирот — будто они на редкость хорошо приспособлены для бега, — естественно, полная чепуха. Но в тот момент, когда Бодлеры глядели вверх на нового учителя гимнастики, им очень хотелось, чтобы это не было чепухой. Видя устремленные на них блестящие-блестящие глаза, бодлеровские сироты больше всего на свете хотели, чтобы ноги унесли их далеко-далеко от этого человека, который на самом деле был Граф Олаф.
Глава пятая
Слово «копировать» совсем не такое простое, как кажется. Оно необязательно значит, что вы собственноручно снимаете копию с чьей-то картины или подражаете для смеха походке своего профессора. «Копировать» — значит делать то, что до вас только что сделал другой, то есть следовать его примеру. Если, скажем, все ваши приятели решили спрыгнуть с моста в реку или океан, а вы прыгаете в ледяную воду следом за ними, вы их копируете. И можно понять, почему копировать небезопасно: можно ведь и утонуть только из-за того, что кому-то до вас пришла в голову такая идея.
Вот почему, когда Вайолет вдруг встала и сказала: «Здравствуйте, Учитель Чингиз», Клаусу и Солнышку ужасно не захотелось копировать ее. Младшим Бодлерам казалось непостижимым, чтобы старшая сестра не узнала Графа Олафа, не вскочила на ноги и не открыла немедленно глаза завучу Ниро на происходящее. Клаус и Солнышко даже на миг вообразили, что Вайолет загипнотизировали, как было с Клаусом, когда они жили в Полтривилле. Но глаза у Вайолет оставались нормальными, нисколько не расширились и «Здравствуйте, Учитель Чингиз» она произнесла совсем не тем тусклым голосом, каким говорил загипнотизированный Клаус. И все-таки хоть младшие Бодлеры и недоумевали, они полностью доверяли своей сестре. Ей удалось избежать брака с Графом Олафом, когда он казался неминуемым (в данном случае это означало «сулил жизнь, полную ужаса и горя»). Она, когда срочно понадобилось, изобрела отмычку, а также благодаря ее изобретательскому таланту дети спаслись от очень голодных пиявок. Вот почему Клаус и Солнышко, хотя и не понимали поведения старшей сестры, все равно верили, что у нее имеется веская причина вежливо поздороваться с Графом Олафом, а не разоблачить его на месте. Поэтому, чуть помедлив, они «скопировали» ее, иначе говоря, последовали ее примеру.
— Здравствуйте, Учитель Чингиз, — сказал Клаус.
— Джифидио! — выкрикнула Солнышко.
— Приятно с вами познакомиться. — И Учитель Чингиз ухмыльнулся. Бодлеры поняли, что он воображает, будто перехитрил их, и очень доволен собой.
— Ну, как по-вашему, Учитель Чингиз? — осведомился Ниро. — Имеет кто-нибудь из этих сирот ноги, какие вы ищете?
Учитель Чингиз почесал тюрбан и посмотрел с высоты своего роста на детей с таким хищным выражением, будто перед ним стоял ряд вкусных блюд в салат-баре, а не пятеро сирот.
— О да, — сказал он скрипучим голосом, который до сих пор слышался Бодлерам в кошмарных снах. Костлявым пальцем он показал сперва на Вайолет, потом на Клауса и под конец на Солнышко. — Вот эти трое подходят мне как нельзя лучше. А эти двойняшки мне ни к чему.
— Мне тоже. — Ниро даже не удосужился упомянуть, что Квегмайры тройняшки. Затем он посмотрел на часы. — Так, пора на концерт. Все идите за мной в зал, если только у вас нет желания купить мне кулек карамелей.