— Доигрались, Ящер задери, пора закругляться! — зло пробормотал Извек.
Эрзя прищурившись потянулся к оружию, когда к Сотнику подскочил сухопарый Дед-Вьюн и, потрясая козлиной бородой, ехидно проблеял:
— Ой, Гой-молодец, одолжи старичку клиночек супостата срезать. Глядишь и хлопцы поучатся, как надоть драться по-человечески. Брёвнышко мне, немощному, уже не поднять, а с мечиком твоим, думаю, управлюсь. Вишь, как наших хлопцев порезали?
Эрзя схватился за оружие. Извек придержал друга и, не вынимая меча, зашагал к крыльцу. Остановился в трёх шагах, взглянул в горящие глаза хозяина.
— Хватит кровей! Охолонись, пока…
Свист острия в трёх вершках от лица, не дал договорить. Сотник отшатнулся, сжал зубы. За спиной хазарина показались ещё двое: глаза горят, клинки наголо, лица злые. Извек помедлил, ступив ближе, терпеливо поднял руку.
— Не гневи богов!
В воздухе опять свистнуло остриё. Хозяин вздёрнул руку для нового удара, крикнул что-то о презренных богах и поганых идолищах. Услыхав такую брань, Сотник озлился окончательно. Не дёргаясь под саблю, мощно ударил сапогом в столб крыльца. От богатырского удара древесина лопнула и навес, лишённый одной опоры, начал крениться. Хазарин в страхе задрал голову. Извек же стрелой бросился вперёд и, перехватив руку с оружием, наотмашь ударил в лоснящийся лоб. Двое других, вскинув сабли, рванулись на помощь, но грузное тело хозяина подмяло их и увлекло внутрь дома.
— Богов наших, сука, не тронь! — процедил Извек.
Сбегая с крыльца, ударил по оставшемуся столбу. Уже шагая прочь, услышал треск и грохот упавшего навеса. Сквозь туман гнева различил крики и улюлюканье довольной толпы. Остановился перед Эрзёй, встретив вопросительный взгляд, досадливо качнул головой. Сбоку подсеменил Вьюн, затряс пучком бороды.
— Ну, молодец, ублажил так ублажил! Давно не видывал, чтоб так кузяво силушку прикладывали. До чего ж гожо совладал. Не иначе, как из малой дружины будешь?!
— Буду, — сквозь зубы согласился Сотник.
Дедок, тем временем, обернулся к довольным мужикам, выволакивающим из пристроя бочки и бочонки. Уперев руки в бока, на удивление зычным голосом гаркнул:
— Эй, зубоскалы! Неча прохлаждаться, запускай злыдням вогника! Они нам ещё за Святослава ответят.
Не успели дружинники оглянуться, как добыли огня. Бросили в горницу, под стены, заботливо окроплённые маслом. Занялось. Из-под рухнувшего навеса тараканами выползли хозяева, уже без сабель.
— Внутри кроме этих никого? — поинтересовался Извек, безнадёжно глядя на скорое пламя.
— Да вроде нет, — пожал плечами Вьюн. — По окнам заглядывали, никого не видать. Бабки, няньки и дворовые вон стоят, воют. Боле никого.
Эрзя тронул Сотника за рукав.
— Пойдём, друже. Дале биться не будут, вон — бочки ковыряют.
Народ уже отведывал питейных запасов, когда в толпе зазвучали встревоженные голоса. Собравшиеся, один за другим, поднимали руки, тыкали пальцами, хватались за голову. С улицы заголосили женщины, утиравшие своим благоверным разбитые морды. Одна бросилась к дому но её удержали. Извек оглянулся, сквозь дым заметил движение в верхних окнах. От толпы погромщиков семенил Дед-Вьюн, мотал головой, мял в руках шапку.
— Ай, недогляд вышел! Про дитё забыли! На втором поверхе дочка хозяина осталась! Ай, негоже! Младенца загубили!
Извек зло плюнул, прищурился на верхние окна, так и есть. Девчушка лет десяти вцепилась в раму и дикими глазами смотрела во двор.
— Твою… — прошептал Сотник, сдёрнул перевязь с мечом и сунул старику в руки. — Эрзя, пособи в терем прыгнуть!
Эрзя замешкался, но быстро сообразил, что к чему.
— Давай к среднему окну! — крикнул он и рванулся вперёд.
У дома, жмурясь от жара, пригнулся, напружинил ноги и упёрся локтями в стену. Извек, как в штурме, сходу запрыгнул ему на спину и, размахнувшись, ухнул ладонью в оконный переплёт. Цветные цареградские стёкла с осколками рамы посыпались внутрь. В ответ из дома с рёвом вырвался огненный вихрь и, опалив волосы, сбросил дружинника на землю.
Ударившись спиной, Извек увидел глаза ребёнка. Застыв от ужаса, девчонка неотрывно смотрела на двоих под окнами. Эрзя потащил упавшего друга от стены, но Сотник выдернул руку и заорал:
— Вина давай! Сам встану, цел пока!
— Нашёл время… — опешил Эрзя. — А на закусь что?
— Бочку вина! На меня! Живо! — рыкнул дружинник, смахивая с глаз обгоревшие ресницы.
До Эрзи наконец дошло. В два прыжка оказался у захваченной погромщиками бочки. Пинком отбросил мешавшихся зевак, качнул, сунул руку под днище, взял на плечо. Рядом Извек бухнулся на колено.
— Лей! На голову! Всё!
— Понял! — натужно прохрипел Эрзя, и на солнце блеснула широкая рубиновая струя. Рубаху дружинника будто залило кровью, мокрые волосы облепили шею и лицо. Винный дух вмиг забил запах палёной шерсти.
— Довольно! — остановил Сотник. — На себя и к стене!
Эрзя запрокинул бочку вверх дном. Остатки хлынули на плечи, но он всё же успел хапнуть ртом изрядный глоток. В следующий миг оба уже мчались на второй приступ.
Эрзя почувствовал, что жар усилился. Одежда тут же пошла паром, рукава обжигали локти. Сзади донеслось привычное: «Держать!», и на хребет будто бросили годовалого быка.
Скакнув с разбега, Извек толкнулся ногами от его спины и, камнем из пращи, влетел в оконный проём. Эрзя тут же бросился от окна. Одежда жгла как кипяток. Пар валил такой, что, казалось, сам горит не хуже дерева. Чьи-то заботливые руки уже откупорили вторую бочку и вылили на голову полведра сладкого янтарного нектара. Кто-то хохотнул: