- Чертовски жаль, - сказал Барнс. - Чертовски жаль. - Снова начал расхаживать по кабинету. - Чем занимался северный комиссариат?
- Они заняты делом. Хватают всех сексуальных извра-щенцев.
- Можете им помочь. Просмотрите наши картотеки, и пусть ребята берутся за работу, ладно? - Он помолчал. - Думаете, это сделал наш грабитель?
- Очки говорят за это, лейтенант.
- Значит, Клиффорд наконец сорвался, мерзавец!
- Возможно, лейтенант.
- Меня зовут Пит, - сказал Барнс. - К чему эта официальность?
- Ну, лейтенант, в общем, у меня есть идея.
- В связи с этим случаем?
- Да. Если это сделал наш грабитель, лейтенант.
- Пит! - рявкнул Барнс.
- Итак, Пит, этот сукин сын терроризирует город. Читал сегодня утром газеты? "Семнадцатилетняя красотка с лицом, превращенным в фарш!" На нашем участке, Пит. О'кей, у нас поганый участок. Он весь прогнил и смердит, и некоторые люди думают, что так было всегда. Но меня это угнетает, Пит. Господи, мне от этого просто не по себе.
- Этот участок не так уж и плох, - задумчиво возразил ему Барнс.
- Ах, Пит, - вздохнул Уиллис.
- Ну ладно, пусть он прогнил и смердит. Мы делаем все, что можем. Черт возьми, а что от него ждать? Райские кущи с ангелами?
- Нет. Но мы должны их охранять, Пит.
- А мы что, этого не делаем? Триста шестьдесят пять | дней в году, и так каждый год. Газеты интересуются только громкими скандалами. Этот проклятый грабитель...
- Значит, мы должны его взять. У северного комиссариата такие проблемы все время висят на шее. Еще один труп. Все мы видим только трупы. Думаешь, очередной труп на них как-то подействует?
- Они неплохо работают, - заметил Барнс.
- Знаю, знаю, - нетерпеливо ответил Уиллис. - Но, думаю, моя идея им поможет.
- О'кей, - сказал Барнс, - я слушаю.
В пятницу пополудни в гостиной стояла печальная тишина. Молли Белл уже выплакала все слезы и теперь сидела молча. Ее муж замер напротив, а Берт Клинг растерянно стоял в дверях, гадая, зачем он, собственно, пришел.
Он отчетливо помнил Дженни, как она окликнула его, когда он уходил в среду вечером. Невероятная красавица, которую грызли опасения и заботы, омрачавшие ей жизнь. А теперь она была мертва. Странно, но он чувствовал себя в ответе за это.
- Она тебе что-нибудь сказала? - спросил Белл.
- Не слишком много, - ответил Клинг. - Казалось, её что-то мучает... Она казалась... весьма циничной и искушенной для своего возраста. Не знаю. - Он покачал головой.
- Что-то с ней было не в порядке, - сказала Молли. Голос у неё был очень тихий, едва слышный. Теребила носовой платок, который уже высох, потому что не стало | слез, чтобы его намочить.
- Полиция полагает, что это дело того самого грабителя, милая, ласково произнес Белл.
- Да, - ответила Молли, - я знаю, что они думают.
- Милая, я знаю, как тебе тяжело...
- Но что она делала в Айоле? Кто завел её на тот пустырь у моста Гамильтона? Она пошла туда одна, Питер?
- Думаю, да, - ответил Белл.
- Зачем ей нужно было идти туда? Зачем семнадцатилетней девушке забираться в такую глушь?
- Не знаю, милая, - сказал Белл. - Дорогуша, прошу тебя, успокойся. Полиция его найдет. Полиция...
- Найдет? Кого? - взорвалась Молли. - Грабителя? Но разве они найдут того, кто заманил её туда? Питер, ведь это на другом конце города. Зачем ей забираться в такую даль?
Белл снова покачал головой.
- Не знаю, милая. К сожалению, не знаю.
- Мы его найдем, Молли, - вмешался Клинг. - И северный комиссариат, и детективы из нашего участка будут заниматься этим делом. Не волнуйся.
- А если вы его найдете, - сказала Молли, - это что, вернет мне сестру?
Клинг наблюдал за ней: женщина, в двадцать четыре года ставшая старухой, сидела, обвиснув на стуле, печалясь об одной жизни и нося под сердцем другую. Они долго молчали. Наконец Клинг сказал, что ему уже пора, а Молли любезно предложила ему чашку кофе. Он с благодарностью отказался, потом они с Баллом пожали руки, и он ушел. Хрупкие, ломкие лучи предзакатного солнца заливали улицы Риверхида.
В конце улицы появилась ватага школьников. Клинг шагал, наблюдая за ними: детвора с чисто вымытыми лицами, долговязые подростки и хорошенькие девчушки обгоняли друг друга, толкались, перекрикивались, о чем-то сговариваясь.
Не так давно таким же подростком была и Дженни Пейдж. Он шагал неторопливо, ощущая острый вкус свежего воздуха и желая, чтобы скорее пришла зима. Это казалось странным, потому что он любил осень, вопреки тому, что она была порой умирания: лето спокойно уходит на отдых, умирают цветы, умирают дни и умирают...
Умирают девушки.
Он отогнал эту мысль. На углу против школы стояла тележка продавца сосисок. Продавец был в белом фартуке, с ослепительной улыбкой из-под усов. Нырнул вилкой в бак, полный сосисок, из которого валил пар, потом зачерпнул из другого бака капусту и отложил вилку. Потом взял закругленную палочку, зачерпнул из стакана горчицу, размазал её по сосиске и завершенный шедевр вручил девчушке, которой было лет четырнадцать, не больше. Та заплатила, и когда откусила сосиску, лицо её засветилось чистой радостью. Клинг засмотрелся на нее, но потом пошел дальше.
На дорогу выбежал пес и, подпрыгивая, помчался за мячом, который скатился с тротуара. Машина резко затормозила, завизжала резина, шофер покрутил головой, но, заметив счастливого пса, невольно улыбнулся.
На дорогу падали листья - оранжевые, красные, красно-бурые, рыжие и золотистые, как солнечные зайчики, покрывая тротуар шуршащим ковром. Он шагал, чувствуя, как они хрустят под ногами, вдыхал острый свежий запах и думал: "Это нелепо, ведь впереди у неё была целая жизнь".
Когда он вышел на перекресток, подул холодный ветер. Направился к станции, ветер пронизывал его ветровку и пробирал до мозга костей. Голоса детей, спешивших из школы, были все слабее и в конце Де Витт-стрит исчезли в свисте нового порыва ветра.
Задумался, не пойдет ли дождь.
Вокруг ревел ветер, трубя о городе, полном тайн и страхов, об ужасе смерти, и ему сразу стало ещё холоднее; ему вдруг захотелось отвернуть воротник, чтобы почувствовать приятное тепло, потому что озноб неожиданно пополз по его спине и повис на шее, как холодная дохлая рыба.