— Эти меры испортили жизнь многим людям из самых верхов. Даже не знаю, как пропустили этот законопроект, — поморщился Юдин.
— Причём здесь Ванда? — я не обратил внимания на его замечание, тем более, что мне обо всех вариациях этого нытья было хорошо известно.
— Вишневецкая не была первоначальной целью. Я лично был против подобного, хочу сразу это отметить, — встрепенулся Юдин. Не удивлюсь, если узнаю в дальнейшем, что всё это было спланировано им лично. — Я на месте Левина не стал бы лишний раз переходить дорогу Гаранину, но с Егором Дубовым по какой-то причине не получилось провернуть задуманное. Оставалась только Вишневецкая. К сожалению, с госпожой Рубел вы к тому времени уже расстались, а ваш таинственный брат… Скажем так, с ним Марк хотел связываться ещё меньше, чем с Гараниным. Ни о каких других рычагах воздействия на вас никому не известно. Если только попытаться вашу псину выкрасть, но это вообще за гранью фантастики.
— На меня? Зачем похищать близких мне людей? — я несколько раз моргнул, стараясь переварить услышанное.
— Чтобы вы помогли им вылететь из страны. Только у вас есть возможность провести ваш самолёт через границу без идентификации лиц на борту и тщательного обыска, — улыбнулся Юдин.
— Со мной никто не связывался, — как можно спокойнее ответил я.
— Когда они изменили объект похищения, я перестал, хм, владеть актуальной информацией. Сами понимаете, с главой второй Гильдии у нас напряжённые отношения, и ходят слухи, что они с Вишневецкой близки, — Юдин расслабился, а мне хотелось ему врезать, чтобы смыть ухмылку с его лица. — Поэтому я не имею ни малейшего понятия, где они и почему до сих пор не вышли с вами на связь.
— Звоните, — кивнул я на телефон, а в комнате заметно похолодало. Да, лёгкая едва заметная сила смерти быстро стёрла улыбку с лица этого урода.
— Да, разумеется, — отрешенно ответил он, набрав номер и положив телефон на стол, включая громкую связь.
Секунд тридцать нам никто не отвечал. Я уже потянул руку к телефону, демонстративно покачав головой, как на том конце раздался какой-то шорох и раздражённый мужской голос.
— Чего тебе? — голос мне был незнаком.
— Ты всё ещё в России? — голос Юдина моментально изменился. Исчезли даже намёки на вкрадчивые нотки. Он стал холодным и жёстким. Именно так следует разговаривать с преступниками, и такому крупному игроку это было прекрасно известно.
— Вышли небольшие накладки, — спустя несколько секунд ответил, как я понял, Левин.
— Ты чем думал, когда решил схватить эту девку? — недовольно проговорил Юдин, глядя на меня. — Я слышал, её любовничек смог на вас выйти.
— Всегда поражался твоей осведомленности, — в голосе похитителя прозвучала усмешка. — Не беспокойся, всё идёт по плану.
— Почему вы медлите? Меркулов говорит, что чем дольше вы тянете, тем меньше шансов на успех. Ты нужен здесь, у меня есть работа для тебя и твоих людей, — раздражённо повёл плечами бывший министр финансов.
— Потому что, пока вокруг Наумова крутятся «Волки» Рокотова, мне и без Меркулова понятно, что всё обречено на провал, — резко ответил Левин. — Как только он отзовет этих псов, тогда мы и выйдем на связь. Что-то ещё?
— Пускай со мной свяжется Родиков. И не тяните, мне это начинает надоедать, — Юдин сбросил вызов и на некоторое время прикрыл глаза. После чего выпрямился и вновь посмотрел мне в глаза. — Я доказал вам, что владею необходимой информацией.
— Вполне, — я забрал телефон, вкладывая его в дело, и поднялся на ноги, оборачиваясь к двери, в этот момент открывшейся. В допросную вошёл Громов в сопровождении Ефимова и Марченко, двух офицеров.
— Теперь допрос буду вести я, — проговорил Андрей Николаевич, занимая моё место. Офицеры остались стоять за его спиной. Он положил на стол какие-то бумаги и подвинул их Юдину. — Ваши гарантии.
— В вашем окружении есть менталист? — остановившись у двери, задал я последний вопрос бывшему министру финансов, который оторвался от чтения и поднял на меня слегка расфокусированный взгляд. — Кто он?
— Это не секрет. Все, кто работает или работал с Клещёвым, пользуются его специфическими услугами, — Юдин улыбнулся мерзкой улыбкой и демонстративно потерял ко мне какой-либо интерес.