Этот спектакль вызвал у нее очень странные чувства, и пока ей было трудно решить, понравилось ей или нет.
Комната, в которую она вошла, была большой и довольно хорошо обставлена. Пол был застелен пушистым ковром, с безыскусным рисунком, изображавшим парящую в облаках птицу. Слева, посредине стены, занимая добрую четверть комнаты, стояла огромная застеленная кровать с балдахином. Видимо это была комната для гостей.
Она подошла к кровати и с размаху прыгнула в самую середину, позабыв о давешних страхах относительно дальнейшего развития событий. Устроившись, она укрылась плащом, который пока оставался ее единственной одеждой.
Когда она наконец расслабилась и замерла, ей стали слышны обрывки разговора:
- Давай, давай. Уматывай, - твердил более громкий голос, принадлежавший Каристу, - она из меня чуть душу вытрясла.
Другой, более низкий голос, было не разобрать.
- Я тебе потом все расскажу. Иди, иди. Да.
Через пару секунд хлопнула дверь, грохнул засов и единственным звуком, который она теперь слышала, были шаги. Они удалились, и с минуту все было совсем тихо, а потом знакомая поступь вернулась.
Карист постучал в дверь и произнес:
- Маковка к тебе можно?
Она промолчала, решив игнорировать провокационное прозвище.
- Я принес тебе одежду.
Что не говори, а когда у тебя ничего нет, очень трудно проявлять принципиальность и стоять на своем.
- Заходи, - ответила она неохотно.
Дверь слегка скрипнула и распахнулась. Карист вошел, неся в руках ворох тряпок.
- Что за глупые выходки с именами? – сказала она ему с упреком. Мне это неприятно.
- Верю. Но, видишь ли, я стараюсь применять на практике полученные знания, а тут такой случай.
Он улыбнулся, пытаясь выглядеть как можно более приветливо.
- У прозвища множество преимуществ: например, я никогда не забуду, как к тебе обратиться, ведь я сам придумал это имя для тебя, а ты в свою очередь всегда узнаешь меня по этому обращению, ведь никто тебя так больше не называет. К тому же, если подумать, оно совсем не обидное.
Произнося это, он вывалил принесенные вещи на ковер:
- Это одежда. Она вся мужская. Моя. Можешь одевать смело, она чистая, и у нас этому никто не удивится.
- Ты уже второй раз говоришь мне это. Это у вас девиз такой «ничему не удивляйся»?
- Можно сказать и так.
- А почему?
- Город Якунвели, в котором ты сейчас находишься, это столица магических искусств. Здесь ежедневно твориться такое, что удивляться каждый раз, просто нет сил. Ты вообще имела раньше дело с магией?
- Нет. Скажем так, тот шар, с которым ты сегодня меня встречал у нас один на весь город и храниться под замком, а то, что я имела возможность подержать его в руках, было большой удачей.
- Видимо это действительно где-то очень далеко, - произнес он так, словно хотел поменять тему, - у меня для тебя нет обуви, поэтому позволь ножку.
Не дожидаясь ее ответа, он приоткрыл плащ, взял ее за пятку и приложил к ноге принесенный лист бумаги, густо исписанный какими-то каракулями, после чего подогнул лишнее и произнес:
- Одевайся, а я пока схожу до лавки. Вернусь минут через десять.
Он вышел из комнаты, но к ее удивлению он не вышел на улицу, как его коллега. По крайней мере, хлопка двери она не услышала.
Оставшись одна, Альтерия скинула плащ, и сев на краю кровати огляделась, долго колеблясь между окном, зеркалом и кучей одежды.
Решив начать с ростового зеркала, висевшего на противоположной стене от кровати между двух массивных шкафов. Она подошла и внимательно оглядела себя.
«Черт знает что, - подытожила она».
На предплечьях темнели огромные синяки, местами была видна запекшаяся кровь, а завершение ко всему она была просто измазана в грязи.
«Воды, разумеется, мне никто не подаст. Ну и ладно, пойду есть грязной, - подумала она, - мне сегодня можно».
Вода, однако, быстро нашлась. На столике рядом с кроватью стоял кувшин и несколько бокалов. Она с удовольствием попила, а остатки вполне сгодились для мытья.
Найдя в куче одежды первую попавшуюся тряпку, Альтерия не скупясь, облила ее, после чего, шипя от боли, тщательно протерла все, что по ее мнению должно было стать более чистым.
Глава 2. Выход в свет (продолжение)
Покончив с банными процедурами, она переключилась на одежду. Она пересмотрела все, что он принес, и с сожалением отметила, что выбирать было особенно не из чего.
Одежда была унылой и однообразной, очень похожей на ту, что ей приходилось носить в детстве. Она долго отучала себя от нее, но сейчас настало время вернуться к истокам. В итоге она остановилась на белой рубашке и черных брюках, решив, что при первой же возможности ей следует от них избавиться.