— Тогда я в смотровой зал пойду, — Яна решила переварить информацию позже, а, может, уже устала удивляться регулярно сваливающимся на её голову новостям. Только теперь она стала понимать, что совершено ничего не знает о жизни на Варне, сознательно отгородившись от внешнего мира так, как она делала в своё время в детском доме. — Там к звёздам ближе.
— А ты мелодию слышишь только видя их?
— Да… Это странно?
— Честно говоря, не знаю, — Кларк потеребил бородку. — Тамарис говорит, что слышит невразумительные голоса. А мы с Пэтриком ничего не ощущаем. Видимо, такое присуще только женщинам и только в космосе.
— Исследования не проводили? Вдруг это действительно что-то особенное в женском организме? — глаза Яны против её воли загорелись исследовательским азартом.
— Это не по нашей части. Мы порталы ищем. Но я заброшу идею в Совет. Пусть там подумают. Если решат заняться, возьмёшь на себя часть работы?
— Инициатива наказуема, — покачала головой Яна. — Кларк, ну какой из меня исследователь? Я же по меркам Варна просто пещерный человек. Мне ещё столькому учиться надо!
— Жизнь длинная, успеешь и выучиться и делом заняться. Ладно, не буду тебе мешать, а то у тебя уже от нетерпения ноги на месте устоять не могут. Беги, твори.
Яна с удивлением заметила, что действительно за время разговора как-то незаметно переместилась к двери. Она ещё раз улыбнулась свёкру и побежала. Первым делом она выключила в зале всё освещение. Тьма немедленно обступила со всех сторон, но в этот раз она не пугала, напротив, звала, пела, манила. Яна поставила приборчик на сто, уселась в удобное мягкое кресло и осторожно положила ладони в углубления на панели. Первые семь-восемь секунд ничего не происходило. А потом в её голове зазвучала тонкая, пронзительно печальная мелодия, словно женский голос выплёскивал в ней всю свою беду и тоску. Девушка чуть шевельнула пальцами, и перед ней немедленно поплыло облако ярко-синего цвета. Ещё одно движение рукой по поверхности странного прямоугольника, и внутри синего сгустка зазмеились тонкие жёлтые полосы.
Старинный прибор оказался прост в обращении. Буквально через час Яна разобралась в его работе. Чем громче звучала музыка, тем ярче и насыщеннее оказывался фон, каждой ноте соответствовал свой цвет. Лёгким движением даже не руки, пальца, можно было заставить цвета перемешаться в единый радужный водоворот или разделиться, образовав при этом причудливые фантастические фигуры. Она настолько сильно увлеклась своим творчеством, что совсем забыла о времени.
— Ох, девочка! — возглас Тамарис, пришедшей узнать почему это Яна задерживается к ужину, вырвал её из призрачного цветного мира. — Это просто изумительно! Ты вернула в наш мир давно забытое искусство цвета и музыки. Очень и очень давно я читала о таком, но информация прошла у меня как-то скользом, не задержалась. А сейчас, глядя на то, что ты делаешь, вспомнилось!
Женщина с восторгом смотрела на несколько фантастических картин, висящих среди тьмы зала, отчего краски в них казались более яркими и насыщенными, будоража взор.
— Вам нравится? — тихо спросила Яна.
— И ты ещё спрашиваешь? Конечно! Обязательно сохрани в памяти, потом устроим выставку.
— СтОит ли? — засомневалась девушка.
— Безусловно, — по-доброму отрезала Тамарис. — Наш мир и так очень много древнего, но прекрасного позабыл. Пора хоть что-то вытащить на белый свет.
— А музыка была слышна?
— Знаешь, — в голосе Тамарис слышалось лёгкое удивление, — к моему изумлению, да! И не только я одна её слышала. Патрик и Кларк тоже где-то на грани слышимости слышали. Но хватит сидеть. Пора ужинать, пойдём.
Несколько следующих дней Яна, едва позавтракав и получив стандартный ответ о том, что с Эталла пока нет никаких новостей, мчалась творить. Музыка, которую ей напевала Вселенная, больше не была настолько печальной, как в первый день. Словно подстраиваясь под человеческое настроение, а, может и настраивая его под себя, космос лечил душу девушки от смертельной тоски. И чем дальше и больше рисовала Яна, тем светлее и легче становилось у неё на душе. Она словно выплёскивала наружу всё то, что не давало ей полноценно жить в прежней жизни, обновляла свой внутренний мир, смывая чистыми мелодиями всю черноту и боль от потерь. Здесь и сейчас рождалась новая, почти счастливая юная женщина, готовая впустить в себя радость и счастье.
— У тебя душа светится… — такие знакомые и долгожданные руки легли на плечи, а любимый голос нежно обволакивал.