*****
Когда я снова встретила его, мало чего изменилось. Пьян, голоден и жалок.
Улицы были заполнены людьми, а среди них сиял он. Сиял, потому что я видела будто другой цвет, не такой, каким отдавали улицы. Назовите это аурой, если угодно, но свет был золотисто-красным. Он ярко выделялся среди монотонного серого. Хотя угрюмей его, державшегося только края дороги, не было никого вокруг.
Я прохожу мимо, как и сотни других, кого он сегодня встретил. Глаза не поднимает ни на кого. Кажется, что-то новое на подходе, и ему от этого страшно. Я не выдержала и пошла за ним. Как оказалось, этим я чуть не допустила роковую ошибку, потому что ещё немного – и он бы заметил меня.
Я следила за ним издалека, пока он уверенно шагал куда-то в глушь. Меня смущала дорога, по которой он настойчиво пробирался. Сначала в одну сторону, и там оказался чей-то пёс, преградивший дорогу и рычавший. Он понял, что не пройдёт, и пёс его не пустит туда. Испугавшись, он побежал обратно.
Когда вернулся, он пошёл другой дорогой и снова ломился по каким-то заброшенным, нелюдимым тропам. И опять я увидела, как он остановился и стал пятиться, но в этот раз там не было абсолютно никого. Он водил головой из стороны в сторону, хотя вокруг была тишина. Несколькими секундами позже я поняла, что он принюхивается, и заметила по обеим сторонам тропы какие-то дикие алые цветы. В мгновение он разворачивается и снова убегает, зажимая рот ладонью.
Это и был тот самый момент, когда он чуть не заметил меня. Я слишком увлеклась, пытаясь понять, что с ним происходит, и он, мчась со всех ног, обернул голову ко мне. Мы будто встретились взглядом. Или мне это показалось. В любом случае, я поспешила удалиться.
*****
Просто не мог уже бежать. Не знал куда. Не было больше мест вокруг, где не происходило что-то страшное. А места девственности души моей – туда меня не пустили. Куда деваться. Куда себя поместить, в какое пространство вписать. Где оно – чистое? Я спросил у ясеня – и ничего. У тополя, у друга верного – всё такая же тишина.
Каждый квадратный метр пространства отмечен печатью ужаса. Стоять на нём – это страх. Чистый, лютый, пожирающий. Каждое место – свидетель моего падения, моего провала. Это крах. Полный, абсолютный, преследующий. Не говоря о людях. Все они свидетели. Свидетелей я покидаю, свидетели нам не нужны. Это моя эстетика ухода. И когда придёт время, уйду совсем. Сотрусь полностью. Потому что от меня не уйти – ухожу я. Только я. И последнее слово – за мной. Моё.