— Все хорошо, — заверяю я ее, сохраняя спокойный тон. Я стараюсь держать себя в руках, когда нахожусь рядом с Мэл, потому что ее присутствие, как правило, затуманивает мои мысли.
Она красива, умна, забавна, смела, — слишком много привлекательных качеств, которые я нахожу глубоко притягательными, поэтому я стараюсь держать ее на расстоянии. Мне стоит немалых усилий напоминать себе, что ей всего восемнадцать, и она уже через многое прошла, только что став совершеннолетней на законных основаниях.
Я отказываюсь пользоваться этим, хотя связь между нами ощутима. Она доверилась мне, потому что я спас ее от самой страшной участи. Я не хочу пользоваться этим доверием. Я хочу быть таким человеком, каким она меня видит, даже если это далеко от реальности. Тем не менее, воздух между нами потрескивает, когда Мэл продолжает удерживать мой взгляд. Ее глаза опускаются к моим губам, и, когда ее розовый язычок выныривает, чтобы смочить губы, в глубине моего живота зарождается тоска.
— Глеб, я…
Влага заставляет ее глаза блестеть, и Мэл быстро смывает ее, приближаясь ко мне. В нос ударяет свежий запах розового шампуня, не похожий на ее привычный аромат ванили и лимона, но все равно притягательный.
— Я очень хочу поцеловать тебя, — вздыхает она, и ее голос нехарактерно дрожит.
Это разрушает мою решимость. Мое желание прикоснуться к ней было почти агонистическим. Но я не мог представить, что она захочет этого после того, что ей пришлось пережить. А когда я случайно прикоснулся к ней, она просто содрогнулась от отвращения. Поэтому услышать, что она хочет того, чего я отчаянно жаждал и отказывался признать, все равно что ударить кувалдой по треснувшему стеклу. Потому что среди всей суматохи, напряжения и насилия последних нескольких дней я не переставал думать о поцелуе, который мы разделили на ее кухне, и о том, как она запаниковала сразу после этого.
Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Не думаю, что это хорошая идея, — прохрипел я, мой голос внезапно стал хриплым от усилий сохранить контроль над своими порывами. Я тяжело сглатываю, слова горчат на языке. Потому что я не хочу ничего, кроме как завладеть ее губами прямо сейчас.
Она кивает, опустив глаза на свои руки, которые нервно шарят в районе живота.
— Потому что я испорченный товар?
Черт возьми, она, должно быть, шутит. Не знаю, откуда у нее взялась такая идея, но она приводит меня в ярость, вызывая к жизни тот незнакомый накал эмоций, которым я все еще учусь управлять. И прежде, чем я успеваю обдумать разумность своих действий, я хватаю ее за подбородок и наклоняю его вверх, заставляя посмотреть на меня.
— Почему ты так говоришь?
Ее глаза расширяются, губы раздвигаются в тихом вздохе, а то, как трепещет ее пульс на венах в горле, говорит о том, что я ее напугал. Блядь. Вот почему я не должен прикасаться к ней. Она заслуживает лучшего, чем я. Кого-то нежного, цивилизованного, кого-то, кто знает, как с ней обращаться. Благими намерениями тут не обойдешься, а я нахожусь далеко за пределами своей зоны комфорта.
Я отпускаю ее с шипением разочарования и отступаю назад, чтобы освободить пространство между нами. Но, к моему изумлению, она следует за мной, переступая порог моей комнаты.
— Почему я так говорю? — Требует она, мгновенно разозлившись. — Потому что это правда. Ведь все мужчины хотят именно этого, не так ли? Кого-то нетронутого, кого они могут назвать своей. И как только это происходит, мы просто ничего не стоим. Поврежденные. — Огонь, разгоревшийся в ее глазах, сжигает ее робость. Это та Мэл, которую я знаю, — яростная гордая женщина, которая не желает, чтобы ее считали чьей-то собственностью или товаром.
Но как бы я ни был благодарен ее возвращению, слова Мэл меня глубоко тревожат. Значит ли это, что она ставит меня в одну категорию с мужчинами, которые ценят ее девственность превыше всего? Тогда возникает еще более серьезный вопрос: неужели она пытается сказать мне, что ее изнасиловали, пока я ее искал?
Доктору она сказала, что нет. Но, насколько я понимаю, когда мы только привезли их домой, Сильвия установила, что все женщины, которых мы украли у Михаила, включая Мэл, были девственницами, предназначенными для продажи за большие деньги на черном рынке. Так если она "испорченный товар", значит ли это, что кто-то над ней надругался?