Вымыв руки, я закрываю багажник и запрыгиваю на водительское сиденье. Заводя машину, я смотрю на мужчину, его брюхо широко открыто навстречу стихии. Мне не нужно хоронить его в лесу. Животные найдут его и съедят, прежде чем он сгниет. Если его каким-то образом найдут, то все равно решат, что его убило животное. Никто не заподозрит преднамеренного убийства.
А если вдруг заподозрят, что ж, хорошо, что я Морелли.
Я подъезжаю к своему обычному месту в центре города — парковке, которая строго зарезервирована для Морелли и других громких имен. Эти места обычно принадлежат актерам и актрисам из Голливуда, которые хотят провести ночь, полную незаконных деяний.
Люди это отрицают. Правительство скрывает. Мир делает вид, что этого не существует. Но места, куда приходят, чтобы посмотреть, как люди истекают кровью, умирают, страдают и корчатся от боли, существуют. И только высокопоставленные люди могут себе это позволить. Есть шикарные места и захудалые забегаловки. «Инферно» находится где-то посередине. Это место, куда можно пойти, когда хочется почувствовать вкус реального мира.
Место, куда вы идете, когда не против грязной жизни. Смириться с возможными брызгами крови на щеках, когда люди убивают друг друга всего в нескольких шагах от вас. Здесь нет стеклянной преграды, которая вас защитит. Находясь на ринге, вы подвергаетесь такому же риску, как и вне его.
Я направляюсь к задней части гаража, открываю багажник, чтобы выпустить Роско и спуститься по скрытой лестнице, которая ведет прямо в «Инферно». Здесь нет никакой охраны. Если вы знаете этот путь, значит, так было задумано. Все просто.
Открываю тяжелую дверь, в уши ударяет запах пота и крики. Сегодня здесь многолюдно, хотя уже почти середина недели. Ничего странного, но обычно такой толпы не бывает, если только это не вечер пятницы или субботы. Когда «служащие с полным рабочим днём» могут превратиться в жадных, кровожадных животных, которыми они на самом деле являются.
Я натягиваю капюшон на голову, не в настроении сегодня вечером попадать в засаду. Каждый раз, когда я здесь, девушки стекаются ко мне, как сучки во время течки. То, что со мной Роско, не помогает. Я единственный человек в городе, у которого есть гибрид волка и собаки.
Продираясь сквозь толпу с идущим рядом со мной Роско, я пробираюсь ко входу, наблюдая, как двое незнакомых мне людей избивают друг друга.
Один высокий, другой низкий. У высокого — кастет, а у коротышки — лезвие без рукоятки. Почти как одна из тех старомодных бритв, которые прикладывают прямо к коже, чтобы побриться. У человека с лезвием сломана скула, и кровь течет из носа непрерывной струей.
Человек с кастетами держится за бок, кровь сочится у него между пальцами, пока он пытается одновременно прикрыться и драться.
Это необычное чувство внутри меня. Я очарован происходящей передо мной схваткой, но странно не это. Меня смущает то, что я разочарован тем, что сегодня здесь нет девушки с глазами океана. По крайней мере, не в данный момент. Я не знаю, почему она должна быть здесь, учитывая, что я был здесь каждую ночь и не видел ее.
«Может, я все-таки ее убил?»
О, как жаль.
Но так не должно быть. Ни в малейшей степени. Она так же бессмысленна, как эти люди, умирающие у меня на глазах. Она не имеет для меня никакого значения. Хотя, убивать людей — мое самое любимое хобби, и прекращение ее жизни не приносит мне ни малейшего удовлетворения.
Мне не нравится направление моих мыслей, поэтому я снова сосредотачиваюсь на ринге как раз в тот момент, когда человек с кастетом падает на колени, потеря крови слишком велика. Он больше не может стоять. Это видно по его лицу, бледному как мел и покрытому капельками пота. Бедняга не выживет, если в ближайшее время не попадет в больницу.
Человек с лезвием делает шаг вперед, вонзая лезвие прямо ему в кадык. Он задыхается, его рука оставляет рану на боку и тянется к шее. Кровь брызжет быстрыми струями, и я почти смеюсь над людьми позади меня, когда они ахают, некоторые с отвращением смотрят на это зрелище. Другие поражены.
Эта сцена передо мной на мой взгляд получает девяносто девять баллов. Чертовски приятно.
Раненый мужчина падает на живот, и через несколько секунд вокруг него образуется лужа крови, заполняющая все большую часть белого коврика.
— Эй, — хмурюсь я, глядя в сторону, ожидая, что придется швырнуть кого-нибудь через всю комнату, но тут вижу Реджи, владельца этого места.
Он достаточно порядочный человек. Он разрешает мне драться, когда я хочу, и не лезет на рожон. Я знаю, что у него есть свое прошлое, гребаное двойное убийство — вот что я выяснил, покопавшись, но он все перевернул и теперь владеет миллиардами долларов, наблюдая, как другие люди убивают друг друга.
— Давай поговорим. — Он кивает головой в сторону задней части «Инферно», и я приподнимаю брови, следуя за ним сквозь толпу с Роско в офис, который выглядит так, как будто ему место в представительском люксе, а не в подземном туннеле. Панорамные окна дают ему прекрасный вид на ринг.
Он может наблюдать за смертью, удобно устроившись в своем мягком кресле.
— Чем я могу тебе помочь? — спрашиваю я, держась рядом с дверным проемом. Роско стоит рядом, устремив взгляд на Реджи. Он не знает, можно ли ему доверять.
Я чувствую то же самое.
Я мог бы легко с ним разделаться, не задавая вопросов. Я не очень доверчивый человек. Не после того образа жизни, в котором меня воспитали. Доверие не дается даром.
Его нужно заслужить.
— На прошлой неделе ты дрался с одним из моих лучших бойцов. Но она ни разу не ответила своему тренеру, а он несколько раз пытался с ней связаться. Когда мой лучший боец пропадает, я начинаю беспокоиться. И тут я вижу тебя, у которого сегодня не запланирован бой. — Он почесывает свою заросшую бородой челюсть. — Есть идеи, где она может быть?
О, так это из-за девушки.
«Она пропала?»
«Она — один из его лучших бойцов?» Мне хочется рассмеяться.
— Я не видел ее. Даже не знаю ее.
Мгновение Реджи пристально смотрит на меня, затем медленно кивает.
— Когда она уходила отсюда, она была в полном беспорядке, и я немного беспокоюсь, что что-то не так.
Какого хера он говорит со мной об этом? Как будто мне есть до этого хоть какое-то дело.
— Сходи к ней домой? — Я сформулировал свое заявление как вопрос, потому что немного смущен и, честно говоря, раздражен тем, что он думает, будто я знаю, где она.
«Он думает, что я убил ее или что-то в этом роде?»
Он проводит руками по лицу.
— Забудь, что я сказал, Каэлиан. Возможно, она просто приходит в себя. — Его лицо на мгновение смягчается. — Я забочусь о ней, понимаешь? Я веду себя так, будто мне на всех насрать, но она другая. Она не похожа на обычных ублюдков, которые входят в мою дверь. Она на другом уровне. Эта девчонка... она такая же ебанутая, как и все остальные. Думаю, я и остальные считаем ее дочерью или что-то вроде того.
Я моргаю, глядя на него.
— Хорошо.
Реджи прочищает горло, резко встает и проводит руками по рубашке.
Ух ты. Этот парень ведет себя как гребаный крепыш, но он очень мягкосердечен из-за какой-то цыпочки, которой, вероятно, нет до него никакого дела.
— Все равно спасибо.
Я киваю, направляясь к выходу после, возможно, самого странного разговора, который у меня когда-либо был за всю мою жизнь.
Каэлиан — десять лет
Звук ломающейся руки вызывает улыбку на моих губах, и, когда вопли передо мной усиливаются, я беззвучно смеюсь.
— Пожалуйста, прекрати.
Всхлипывания затрудненные, прерывистые и захлебывающиеся, потому что маленький засранец Генри из школы решил поиздеваться над Маттео. Он жестоко ошибся.
Кость на локте пробивается сквозь кожу, белая с красным оттенком. Слезы заливают его лицо, как Ниагарский водопад, или, по крайней мере, как я себе это представляю. Они, как в мультфильме, стекают по его лицу, а затем падают на землю.
Слезы. Что, черт возьми, такое слезы? Я никогда не испытывал ничего подобного. Никогда не плакал. Сколько себя помню, столько и не плачу, и даже до этого родители говорили мне, что я никогда не плакал. Даже в детстве ни разу.
Я странный, как говорит моя мама.
«Уникальный».
Мама говорит это с вымученной улыбкой, а затем поворачивается к моему отцу с широко раскрытыми глазами, ведя какой-то тайный, безмолвный разговор за моей спиной.
Это не имеет значения, отсутствие эмоций, как они говорят, делает мою способность чувствовать эмоции намного сильнее. Кроме того, у меня чертовски хороший слух, и я в курсе, что мама говорит папе, что со мной что-то не так.
Тогда отец отвечает, что ничего страшного нет, я просто социопат, как и она. Потом он называет ее холодной сукой.
Неважно.
Мое главное хобби — причинять боль, и когда глупый Генри решил взять коробку с обедом Маттео и спрятать ее в кустах, чтобы он не смог сегодня в школе поесть... ну, Генри заслуживал гораздо большего.
Но по какой-то причине я проявляю снисходительность.
— Каэлиан? Каэлиан! Что ты делаешь?
Я закатываю глаза, когда позади меня раздается голос моего уравновешенного брата Габриэля. Я слышу, как он бежит через лес, и под его ботинками хрустят листья. Его сердитые шаги заглушают крики Генри.
Габриэль подходит ко мне сзади, бросив взгляд через мое плечо на почти бредящего Генри.
— Он взял коробку с обедом Маттео и закинул ее в кусты. Маттео сегодня не обедал, — рычу я.
Габриэль стискивает челюсти.
— Где сейчас Маттео?
— Дома. Потому что он был чертовски голоден. — Я выкручиваю Генри руку, кость еще больше выпирает из кожи. Он кричит, как банши.
Габриэль обходит меня, отводит ногу в теннисной туфле назад, а затем вперед, попадая прямо в нос Генри.
От раздавшегося хруста во мне вскипает адреналин, и поток крови смешивается с его слезами, превращая сухие листья на земле из коричневых в малиновые.