Корган разражается резким смехом.
— Семейное? Теперь я точно знаю, что что-то случилось.
Мое тело кричит, что нужно бежать. Я не люблю конфронтацию или, когда меня допрашивают. Это не мое, и Корган это знает, но в данный момент ему, похоже, насрать.
Я слышу шаги, и через несколько мгновений появляется Реджи, оглядывая меня с непроницаемым выражением лица.
— Я все думал, когда же мы тебя снова увидим.
Я сжимаю челюсть, ненавидя этот допрос. Они никогда бы не стали так вести себя с Морелли, да и со Взбешенным, если уж на то пошло. Но это потому, что я единственная девушка, которая дерется. Это потому, что они нормальные, и они улавливают чувства, как будто мы семья.
А я не улавливаю чувства, и хочу плеснуть все эмоции им обратно. По крайней мере, на данный момент. По крайней мере, пока я не смогу поговорить с Морелли.
— Мне действительно пора идти.
Я отхожу от них обоих, чувствуя, что они поймают меня в ловушку и поджарят. Привяжут меня к стулу и потребуют ответов, которые я не смогу им дать. Они никогда не узнают от меня правду. Мои секреты принадлежат мне, и я должна их хранить.
— Куда, черт возьми, ты так быстро направляешься? — рявкает Реджи, его костюм идеально на нем сидит. Его взгляд скользит по моему носу. — Твой нос хорошо заживает.
Да, если слегка наклонить, то хорошо. Я дерьмово выгляжу.
— Мне нужно кое с кем поговорить.
Корган бросает взгляд через мое плечо на закрытую дверь раздевалки позади меня.
— Я бы никогда не пустил тебя на ринг, если бы знал, что он с тобой сделает.
Я хмурюсь.
— Я не твоя проблема, Корган, и ты не принимаешь за меня никаких решений.
— Есть несколько человек, с которыми я не хотел бы, чтобы ты снова дралась, и он один из них. Он чертовски опасен, Рэйв. Гребаная бомба.
От этой мысли мурашки пробегают по моим ступням, поднимаясь вверх по ногам и по всему телу. Почти как будто все мое тело спит. Эти слова должны были бы привести меня в ужас, но они не пугают. Совсем нет. Даже наоборот, они меня возбуждают. Я не хочу ничего, кроме как войти и потребовать, чтобы он наделил меня всем тем безумием, которое в нем есть. Я хочу этого. Я хочу изучить каждый кусочек его мозга и позволить ему стать моим собственным.
— Поговорим позже, — бормочу я.
Я отворачиваюсь от двух мужчин, которые были для меня опорой больше года. Но сейчас они не могут быть моим приоритетом. Я заглажу свою вину перед ними позже. Я должна сосредоточиться на настоящем. А прямо сейчас мне нужно поймать Морелли, пока он не сбежал, и я не потеряла свой шанс и свою храбрость.
— Подожди.
Корган хватает меня за запястье, останавливая на полпути. Его пальцы горячие, обжигающие языки пламени лижут предплечья моей и без того разгоряченной кожи. Я обнажаю зубы, рычу на него и вырываю свою руку из его хватки. Его лицо бледнеет, но я знаю, что он не пострадал. Они знают меня. Прикасаться ко мне запрещено, но в течение десяти минут они оба решили нарушить это правило.
— Что? — огрызаюсь я.
Корган подходит ко мне.
— Ты вернешься в спортзал?
Я вижу, что они думают, что это конец. Что это мой конец.
Они далеко не правы. Это не конец.
Это начало. Это мое возрождение.
Я ослабляю свою защиту, только слегка.
— Я вернусь в спортзал. И я вернусь на ринг в следующую пятницу.
Оба удовлетворенно кивают, и я поворачиваюсь, готовая к разговору с Морелли. Наконец-то.
Жутко нервничая, я хватаюсь рукой за ручку и, открыв дверь, мгновенно покрываюсь испариной.
Я заходила в мужскую раздевалку всего один раз, пообещав себе, что больше никогда этого не сделаю. Сейчас, когда я вхожу внутрь, мне интересно, пожалею ли я об этом моменте.
Или, наконец, настанет момент, который исправит каждую сломанную частичку меня.
Войдя внутрь, я замедляю шаг и распахиваю глаза, столкнувшись совсем не с тем, кого ожидала.
Большая собака. Собака? Волк? Какой-то странный гребаный гибрид? В его шерсти смешались коричневый, серый и белый цвета. Его лапы размером с мои ладони, а спина выше моей талии.
Этот зверь огромен.
— Эм, привет?
Я делаю шаг к нему, протягиваю ладонь, чтобы погладить его, как хорошего щенка, которым он, надеюсь, является, но он обнажает зубы, и низкое рычание начинает вырываться из глубины его горла.
— Тогда ладно.
Я отступаю назад, не зная, что делать. Если бы это был человек, я бы просто его уложила. Возможно, я сумасшедшая, но я не дерусь с животными. Животные неплохие. Они лучше людей.
— Эй?
Надеюсь, Морелли услышит меня и выйдет, и мне не придется искать его с этой собакой на заднице.
Я слышу ворчание, а затем шаги.
Вот он.
Его лицо залито потом, кожа бледная, руки сжаты в кулаки, верхняя губа вздернута. Кольцо в носу поблескивает на фоне влажного носа. Он выглядит смертельно опасным.
Я делаю шаг вперед.
— Какого хера ты здесь делаешь?
От его голоса у меня по спине пробегает дрожь. Это так сильно отличается от того, что было снаружи, когда он отпускал неуважительные комментарии в мою сторону. В этой тихой комнате его голос звучит глубже. Жестче, как будто его обваляли в древесном угле и окунули в ненависть.
Я опускаю взгляд на его живот, на торчащую из раны иглу. На рану в боку, из которой все еще течет кровь. Это выглядит ужасно, и, судя по тому, что через кожу проходит игла, я предполагаю, что прервала его, когда он накладывал швы.
— Похоже, это больно. Тебе не помочь зашить? — показываю я на его живот, и он отступает назад.
— Что ты здесь делаешь? — Морелли игнорирует мой вопрос, его глаза темнеют, превращаясь в черные провалы.
Я провожу языком по верхним зубам, зная, что приняла бы его резкость, но то, что она была высказана так жестоко, застает меня врасплох.
— Я пришла задать тебе вопрос.
Он сужает глаза.
— Нет.
Повернувшись, Морелли заходит за угол, скрывается из виду и уходит в темную тень раздевалки.
— Роско, иди сюда, — приказывает он собаке.
Роско бросает еще один нерешительный взгляд на меня, затем поворачивается и следует за своим хозяином, стуча когтями по полу.
— Подожди.
Я подхожу к нему как раз в тот момент, когда Роско издает еще одно рычание. Их тени движутся в темноте, и я снова вздрагиваю, не чувствуя себя в безопасности, как следовало бы.
— Мне нужна твоя помощь.
Его темные волнистые волосы в беспорядке, они влажные и взъерошенные. От него исходит греховный запах. Не такой, как от мужчин, с которыми я сражаюсь, от которых пахнет острым луком и грязными носками. Нет, у моего таинственного мужчины свой собственный запах. Такой, которому нет определения, кроме как быть полностью, исключительно мужским. Нечто такое, что я бы сохранила в бутылке, чтобы смаковать в самые неудачные дни.
Он стоит ко мне спиной и, когда проводит нитью по коже, у него перекатываются мышцы. Его спина усеяна старыми и свежими ранами, боевыми шрамами, которые он приобрел за эти годы.
У меня слюнки текут, когда я смотрю на него. Возможно, это первый раз, когда я по-настоящему замечаю, каким шедевром он является. Поперек его лопаток, от позвоночника до плеча, набиты большие крылья. Темные, беспорядочные, разрушительные крылья, которые также выглядят такими сильными и злыми. Черные перья имеют такую текстуру, что кажутся настоящими, и я прижимаю руку к телу, чтобы не шагнуть вперед и не дотронуться до него.
Это реально. Это шедевр.
«Господи, да что, черт возьми, с тобой такое, Рэйвен?»
— Убирайся на хрен отсюда, малышка, — рычит он, такого звериного голоса я никогда не слышала от человека. Он звучит почти как собака, и я впиваюсь ногтями в свои ладони, не позволяя ему запугать меня.
— Пожалуйста. Мне чертовски мучительно спрашивать об этом после того, как ты сломал мне нос, но я бы не пришла к тебе, если бы не была настроена серьезно. Ты можешь просто выслушать меня?
Это больно. Ужасно. Просить помощи у кого бы то ни было — это против моей природы. Я даже своих тетю и дядю ни о чем не просила с тех пор, как переехала к ним. Ни о чем. Они дали мне самый минимум, и я никогда не просила ничего другого. Я просто хочу выжить самостоятельно и не полагаться на других.
Так что просить о чем-либо этого незнакомца — этого человека-зверя — не в моей стихии. Это кажется чуждым, как будто странный камень лежит у меня на груди. Я хочу вырвать его и отбросить в сторону, но не могу. Потому что мне нужна его помощь. После того, как он обучит меня, я разорву связи и сбегу. Ему никогда больше не придется меня видеть, и наши пути никогда не пересекутся.
Но до тех пор он мне нужен. Он мне очень нужен.
— Просто выслушай меня. — Я складываю руки на груди, отказываясь уходить, пока он хотя бы не услышит то, что я хочу сказать.
Наконец, Морелли поворачивается, его живот весь в крови от его стараний. Он дергает за нитку, и она легко рвется, натягивая края кожи. Сжимая иглу, он свирепо смотрит на меня.
— Чего ты хочешь?
Я кусаю внутреннюю сторону щеки до боли и провожу языком по больному месту, наблюдая, как его темные глаза яростно смотрят на меня.
— Я хочу, чтобы ты меня тренировал.
Он ничего не говорит.
Я делаю глубокий вдох.
— Мне нужно, чтобы ты научил меня всему, что знаешь. Очевидно, там ты знаешь, что делаешь. Ты убиваешь людей без раздумий. Научи меня. Научи меня всему, что умеешь.
Он смотрит на меня так безучастно, что я думаю, говорила ли я вообще вслух, или это была иллюзия.
— Я сделаю все, что угодно. Чего бы ты ни захотел, это твое.
Морелли склоняет голову набок в тот же момент, что и его собака. Он не произносит ни слова, не отвечает, в его глазах даже не мелькает интереса к моим словам.
— Пожалуйста, это чертовски трудно, чувак. Скажи что-нибудь.
Он двигает челюстью, чуть приоткрывая губы.
— Нет.
Я сжимаю челюсть, зная, что Морелли скажет «нет», но какая-то крошечная часть меня надеялась, что он этого не сделает. Я должна была догадаться. Я должна была, блядь, догадаться.