Эта библиотека больше, чем публичная в Портленде. В этой библиотеке есть практически все, что может понадобиться для учебы. Сама школа, по сути, сорит деньгами, но я не могу на это жаловаться, потому что образование здесь непревзойденное.
Открыв дверь, я прохожу в заднюю часть библиотеки. Сегодня там пусто, и единственный различимый звук — это шаги моих ботинок по ковру. Книги, однако, громкие, каждая кричит о своей истории, которую нужно рассказать.
Я иду без всякой цели, просто жду, когда пройдет время и я смогу отправиться в «Инферно». Часть меня с ужасом ждет этого, а другая не может дождаться встречи с ней. Увидеть, из чего она на самом деле сделана.
Насколько она смертоносна под своим злобным оскалом?
Я представляю, как оставляю на ней синяки, хотя на этот раз она об этом просит.
Умоляет.
Покачав головой, я стискиваю зубы, направляюсь к последнему ряду книг, и тут мой взгляд останавливается на моем злейшем враге. Моем самом большом желании.
На ней.
Это я ее наколдовал, или она была здесь все это время?
Девушка сидит сзади, в другом конце ряда. Ее голова уткнулась в книгу. Она совершенно не осознает, что ее окружает.
Какая дура.
Беглый взгляд на обложку ее книги говорит мне, что она читает «Грозовой перевал».
Любовный роман.
Она действительно дура.
Я делаю шаг к ней, и она, словно почувствовав меня, поднимает голову и смотрит на меня.
Распахнув глаза, она захлопывает книгу и запихивает ее в рюкзак.
— Что ты здесь делаешь? — девушка встает, и на этот раз я вижу, как она слегка вздрагивает от боли.
Я делаю еще один шаг к ней.
— В школе? В библиотеке? Или рядом с тобой?
Она кривится от раздражения.
— Где угодно. Везде.
Я пожимаю плечами.
— Я мог бы спросить тебя о том же.
Девчонка сжимает верхнюю часть своего рюкзака.
— Уверена, это было очевидно.
Я снова делаю шаг к ней, и на этот раз она отступает назад, прижимаясь спиной к книгам. Она хочет спрятаться, но ей никогда не удастся спрятаться от меня. Даже во всех вымышленных историях мира.
Мой взгляд падает на синяки на ее лице, и я удивляюсь, как она еще держится на ногах.
— Синяки... кажется, они тебя не сильно беспокоят.
Девчонка поднимает руку к красновато-фиолетовому синяку у себя на скуле. Я точно знаю, что это больно, так как синяк все еще блестящий и опухший. Эта сука, наверное, чертовски пульсирует.
— Я переживала и худшее.
То, как она это произносит, то, как мелодично звучит ее наполненный болью голос, заставляет мой желудок сжаться.
«Кто причинил тебе боль?»
Какой-то парень ее избил? Были ли у нее какие-то дерьмовые отношения? Били ли ее родители? Что, черт возьми, у нее за история?
Судя по выражению ее глаз, боль не ограничивается только кожей. Она проникает дальше, чем кровь и кости. В ее душу.
— Кто тебя обидел? — прищуриваюсь я, мысленно хватая ручку и бумагу, чтобы пойти найти ублюдков и порвать их на мелкие кусочки для Роско.
Я слышу, как у нее перехватывает дыхание, как будто направленный на нее гнев ее удивляет. Девчонка шокирована моими эмоциями, но, честно говоря, я тоже.
— Кто сказал, что меня кто-то обидел? Может, я просто говорю об «Инферно».
Я провожу языком по зубам, точно зная, что это не так. Но она возводит барьер вокруг своего сердца и глаз, отгораживаясь от меня, прежде чем у меня появляется шанс увидеть ее ложь такой, какая она есть.
Страх.
— Знаешь, я мог бы бросить тебе вызов. Рискни рассказать мне правду. Все свои худшие, грязные секреты.
Девчонка усмехается, и теперь я понимаю, что задел за живое. Самое больное место — это ее личная жизнь. Она не хочет туда лезть. Ни в малейшей степени.
— Это та попытка, которую я бы провалила, Морелли. Потому что, честно говоря? Это не твое гребаное дело. — Она пожимает плечами, клетчатая рубашка спадает ниже по ее руке. Кожа бледная и кремовая, с неприятным розовым шрамом вдоль внутренней стороны бицепса. Он свежий, но не вчерашний.
Кто-то действительно причиняет ей боль.
Я прищуриваю глаза, готовый наброситься на нее, но стук каблуков и хихиканье заставляют меня оглянуться через плечо.
Запах цветов доносится до меня прежде, чем появляются три сучки из частной школы Блэкридж.
Трина, Делани и Лорна.
Они устраивают столько гребаных драм и раздвигают свои ноги буквально для всех. Включая моих братьев.
Они пытаются замутить и со мной, но мне невероятно неинтересно совать свой член туда, где побывали мои братья. И половина школы.
— Эй! Каэлиан. — В глазах Трины горит соблазн, который я хочу выцарапать и растоптать. Она тратит слишком много денег своего папочки, и ее единственная цель в жизни — заполучить папика. Она так же бесполезна, как кожаная сумка, которую таскает с собой каждый день. — Что ты делаешь здесь, в библиотеке?
— Могу я вам чем-то помочь? — лениво спрашиваю я.
Она улыбается, и Лорна заглядывает мне через плечо, ее глаза встречаются с глазами новенькой.
— Эта? — хихикает Лорна, ее глаза вспыхивают. Она смотрит на Трину, наклоняясь к ней. — Посмотри, кто тусуется с Каэлианом.
Трина встает на цыпочки, заглядывая мне за спину.
— Ну... Никогда бы не подумала, — улыбается она, ее глаза возвращаются к моим. — Возможно, тебе стоит быть осторожнее с этой.
Они все делают шаг вперед, и я чувствую неловкость между четырьмя девушками. Откуда они знают друг друга? Что-то, черт возьми, не так, и я задаюсь вопросом, должен ли я позволить им разорвать друг друга в клочья и просто уйти, или вырвать им ногти.
— У нее длинный язык. Не уверена, что она сделала все прививки. Возможно, она бешеная. — Трина снова заглядывает мне через плечо, на ее лице появляется непристойная улыбка. — Что-нибудь еще? Может, у тебя еще пара венерических заболеваний?
Я слышу стук падающей на пол сумки, а за моей спиной поднимается порыв ветра. Я едва успеваю обернуться, как она проносится мимо меня и устремляется к Трине.
Глаза Трины превращаются в блюдца, а ее подружки разбегаются в стороны, когда новенькая прижимает ее к книжной полке. Девчонка тянется к ее шее, глубоко впиваясь ногтями в кожу. Из нее вырывается рычание, свирепое, сексуальное, совсем не похожее на звериное, а на львицу, которой угрожают.
Она дикая.
Подружки Трины начинают кричать, подбегают к ней сзади и оттаскивают от своей подруги. Девчонка отдергивает руку, отпихивая их с силой, не свойственной ее хрупкой фигурке.
Они издают еще один крик, и только когда лицо Трины начинает наливаться кровью, а в глазах появляется драйв, свидетельствующий о том, что она вот-вот слетит с катушек, я понимаю, что новенькая не собирается останавливаться.
«Ебать, она почти такая же сумасшедшая, как и я».
Я подхожу к ней сзади и отрываю ее от Трины. Трина хватает ртом воздух, поднимая руки к шее. Она опускается на колени, слезы наполняют ее глаза, поскольку, уверен, только что в них пронеслась вся ее жизнь.
Новенькая издает еще один рык. Впившись в нее пальцами, я тяну ее вдоль ряда и через библиотеку. В моих объятиях она ведет себя как безумная, и я держу ее на другом конце стеллажей, пока библиотекарь и еще несколько работников спешат на крики и плач.
Блядь, мне придется разгребать за ней этот чертов беспорядок.
Я спешу в маленькую комнату, в которой находился, закрываю за собой дверь и прижимаю ее к двери.
— Ты пытаешься добиться исключения? — смотрю я на нее в упор.
Она прищуривает глаза.
— Пошел ты.
— Давай.
Она отталкивается от меня.
— Ты бы хотел. Эти девчонки заслужили это. Это уже не первый раз, когда они, блядь, так себя ведут. В следующий раз она не уйдет целой и невредимой.
В своем собственном мире новенькая уже замышляет ход против девушки, чей отец — конгрессмен. Она не может связываться с кем попало.
Она слишком импульсивна. Слишком рискованна. У нее нет ни малейшего чувства долбанного контроля.
Я хватаю ее за плечи, прижимая к двери. Мои пальцы горят там, где касаются ее обнаженного плеча, а большой палец скользит по шраму. Я не могу точно сказать, на что это в точности похоже, чем поранили ее кожу. Но мне кажется, что между моим большим пальцем и ее кожей перекатываются горящие угли, а жар настолько яростный, что ошпаривает меня изнутри.
Ей нужна моя помощь. Ей нужно научиться контролировать свои иррациональные наклонности, иначе в конечном итоге она сорвется не на того человека и покончит с собой.
«Это моя проблема? Нет. Должно ли меня это, черт возьми, волновать? Абсолютно нет».
«Мешает ли это мне помочь ей? Нет».
— Не заставляй меня сегодня ждать. В четыре часа. Не опаздывай, — повторяю сказанные прошлой ночью слова и убираю свои обжигающие пальцы с ее руки. Она выдыхает, как будто ее захватил тот же жаркий шторм, что и меня. В ее глазах мелькает раздражение и возбуждение, они дико скачут туда-сюда, словно она не может решить, на чем остановиться.
Я открываю дверь как раз в тот момент, когда звенит звонок.
— Увидимся вечером, — бормочу я, как только она проскальзывает в дверь.
Я смотрю, как она уходит. И вижу, что она хочет взглянуть на меня через плечо, но не делает этого, сохраняя жесткость и холодность по отношению к миру, пока она исчезает в море людей.
Черт, она в полном дерьме.
И я только усугублю ее положение.
Она чертовски опаздывает.
Я кручу на пальце ключи: пустой «Инферно» так отличается от того, что было накануне вечером. Здесь все еще пахнет потом и гормонами, но каждый шаг отдается эхом, отражаясь от стен.
Вот он я, двадцать минут пятого, а ее нигде не видно. Мне, блядь, следовало уйти в две минуты пятого, потому что, если ты опоздаешь хотя бы на секунду, ты не заслуживаешь моего времени. Я бы разорвал кого-нибудь пополам за неуважение ко мне, и все же я позволил девушке, которая только насмехалась в мою сторону, подставить меня.