Он ничего не говорит.
Каэлиан снова проникает под мои леггинсы, на этот раз дальше, под трусики, и касается тех мест, куда еще никто не добирался. Пальцы задевают кудряшки, и я задерживаю дыхание, крепко зажмурив глаза, поскольку в голове раздаются слова моих тети и дяди.
«Потаскуха».
«Шлюха».
«Дочь Сатаны».
Я резко оборачиваюсь, по рукам бегут мурашки, и меня сразу же бросает в жар. Я смотрю на Каэлиана широко раскрытыми глазами, но он, как всегда, невозмутим и собран, его взгляд снова становится бесстрастным. Он убирает руку и отходит к рингу, оставляя меня снаружи.
— Ты быстро учишься. Одевайся. На сегодня достаточно.
Я отстраняюсь, касаясь ногами пола, и смотрю на него, не понимая, что только что между нами произошло. Что могло бы произойти, если бы я не повернулась, и почему я хотела этого. Поэтому я сосредоточилась на причине, по которой пришла сюда в первую очередь.
— Но ты почти ничему меня не научил.
Каэлиан поднимает брови, уходя с ринга в противоположную от меня сторону.
— Я научил тебя всему. И только от тебя зависит, возьмешь ли ты что-нибудь из этого.
Я теряю дар речи, а он надевает носки и ботинки. Я подхожу к своим вещам, натягивая одежду раздраженными, резкими движениями. Затем беру сумку, чувствуя себя немного опустошенной. Мне кажется, что это занятие должно было продлиться гораздо дольше. Кажется, что я должна еле двигаться после занятия.
Мне кажется, что в моей голове должно быть столько знаний, а в костях — столько боли, что это должно быть невыносимо. Я хотела, чтобы Каэлиан научил меня быть убийцей, чтобы я могла выйти отсюда и пойти в дом тети и дяди, готовая забрать их жизни, как они забрали мою.
Но я так не чувствую. Я совсем не чувствую готовности к убийству.
— Я думала, ты научишь меня, как... ну, знаешь, убивать? — говорю я, глядя в пол, слушая его приближающиеся шаги.
Тепло его тела согревает мне спину, и я встаю, расширив глаза, когда понимаю, как близко он ко мне.
— Ты не готова убивать.
Я разворачиваюсь, готовая наброситься на него, и его глаза встречаются с моими. Они притягивают меня к себе и цепко держат. Взгляд приковывает меня к месту, лишая шансов на побег. Каэлиан скользит взглядом по моему лицу, по моим тонким чертам и волосам, которые, уверена, влажные и в полном беспорядке.
— Скажи мне свое имя.
На моих губах появляется легкая улыбка. Это самый гуманный вопрос, который он когда-либо мне задавал. Я почти поверила, что мы пройдем весь этот процесс обучения, и Каэлиан так и не узнает моего имени.
— Меня зовут Рэйвен4.
Каэлиан скользит взглядом по моим темным волосам и бледной коже.
— Птица.
Тошнота разливается по крови, и я чувствую, как мои вены превращаются в лед.
— Нет. Меня зовут просто Рэйвен.
Я отхожу от него, повернувшись к нему спиной, и направляюсь к двери.
Я не хочу вдаваться в подробности своей жизни, своего прошлого и своей семьи. Это запретная тема, и я надеюсь, что мое холодное поведение будет для него достаточным ответом.
Он идет позади меня, пока я не дохожу до двери. Я отступаю в сторону, и Каэлиан набирает код, затем открывает дверь, чтобы я могла пройти. Мы молча направляемся к машине, и единственным звуком, который он издает, является тихий сигнал, когда он открывает свой черный «БМВ». Тачка чиста и безупречна, как будто только что побывала на мойке. Я опускаюсь на кожаное сиденье, в груди клокочет гнев. Я хотела гораздо больше того, что он мне дал. И это заставляет меня усомниться в том, что все это было хорошей идеей.
Вздохнув, я достаю из сумки телефон и проверяю время.
«Ого, времени прошло больше, чем я думала».
Сказать тете Глории, что у меня есть проект для работы с девочками в школе, оказалось проще, чем я ожидала. Сначала она хотела узнать имена, фамилии родителей и номера телефонов. Конечно, я была чертовски глупа и выпалила первое, что пришло на ум.
Трина, Лорна и Делани. Как только я назвала ей эти имена, тетя Глория отпустила меня с обещанием, что я вернусь домой до темноты.
Ну, к тому времени, как я вернусь домой, на улице уже точно будет темно. Я подавляю стон.
«Черт, лучше бы мне из-за этого не попадать в неприятности».
Я смотрю, как Каэлиан садится на свое место, его лицо ничего не выражает, и я понимаю, что это для него норма.
— Я могу дать тебе этот адрес, и ты сможешь приехать сюда через два дня в это же время.
Меня охватывает страх. Я не могу быть здесь в среду. Я никогда не работаю по средам. В будние дни мне редко удается куда-либо выехать. Единственное время, когда мне разрешено выходить из дома, — это пятница, суббота и воскресенье, когда я работаю, то есть в «Инферно». Мне посчастливилось выбраться из дома этим вечером, но я не знаю, сколько раз я смогу сказать им, что мне нужно работать над школьным проектом.
— Я-я не знаю, смогу ли я. Я потом скажу. Я могу сообщить тебе в школе, хорошо?
Пальцы Каэлиана замирают на кнопке зажигания, на его лице отражается замешательство.
— Почему? — оглядывает он меня с ног до головы. — Ты учишься в старшей школе и не знаешь, можно ли тебе куда-нибудь пойти после уроков? Какого хрена ты мне не рассказываешь?
Я бледнею. Чувствую, как кровь отливает от лица, а кожу покалывает, когда она становится холодной, как лед. Я отказываюсь раскрывать свои секреты. Разговор о моих тете и дяде поможет понять, почему я здесь, а значит, кто я такая и откуда родом.
Нет.
Ни в коем случае.
— Ничего, — бормочу я, переводя взгляд на свои колени.
— Ты же на хрен врешь, — рычит Каэлиан, и я чувствую это в своей грудной клетке.
Блядь.
Я перевожу взгляд в окно.
— Я ни о чем не вру. Просто мои тетя и дядя строгие. Я не всегда могу вырваться. Я могу сообщить тебе, когда буду в школе в среду. Извини, это все, что я могу сделать.
Машина подо мной с грохотом оживает, и его голос звучит так же ровно, как и двигатель.
— Дай мне знать. Я не собираюсь ждать и прочее дерьмо.
Я киваю, чувствуя облегчение в груди от того, что он не собирается продолжать копать. Я смотрю в окно и прикусываю губу. Ярость, кипящая в моей крови, утихает, совсем немного. Не знаю, успокоил ли он ее или сам стал ее причиной, но не думаю, что я готова это проверить.
Каэлиан едет по городу, легко и уверенно управляя машиной. От него просто слюнки текут, но я отказываюсь падать в обморок. Уверена, что у его ног полно женщин. Вероятно, многих из них достаточно поманить пальцем. Держу пари, что один телефонный звонок от Каэлиана Морелли — и в течение часа у него на пороге окажется любая жительница Портленда. Не удивлюсь, если за одну ночь она будет не одна.
Кажется, всего через пару мнут Каэлиан уже подъезжает к моей машине возле «Инферно». Откуда он знает, что тачка моя, я понятия не имею. Но он там, останавливается и даже не переключается на парковку. Сжимает руль. Он даже не поворачивается в мою сторону.
— Если ты снова опоздаешь, можешь не приходить, потому что я тебя не пущу.
Я раздуваю ноздри, и спокойствие, которое ощущала всего несколько мгновений назад, улетучивается из-за его грубых слов.
— Я же сказала, что это не моя вина, — схватив сумку, я собираюсь открыть дверь, как вдруг щелкает замок.
Я поворачиваюсь к нему с широко раскрытыми глазами, а он непонимающе смотрит на меня.
— Я знаю, что ты что-то скрываешь от меня, Рэйвен. Знаю, что все то дерьмо, с которым ты сталкиваешься дома, — это твое личное дерьмо. Но не надо меня в это впутывать, не надо меня вовлекать и делать так, чтобы твой ураган дерьма коснулся меня. Если это случится, ты будешь следующей, кто попадет под мой нож.
Я глотаю воздух. Откуда, черт возьми, он знает? Неужели мои эмоции настолько прозрачны? Неужели я похожа на раненое животное или избитого ребенка? Я стараюсь сохранять серьезное выражение лица и хладнокровие. Жаль, что он так легко меня раскусил, потому что теперь я чувствую, что мне вообще не стоит возвращаться. Если мои тетя и дядя каким-то образом узнают, чем я занимаюсь, если до них дойдет хоть какая-то весть...
Блядь.
— Пока, Каэлиан, — нерешительно говорю я, не зная, что делать. Даже не знаю, что сказать.
Он отпирает дверь, и я выскальзываю наружу. Обойдя свою машину сзади, я добираюсь до водительской стороны. Я уже тянусь к ручке, когда мое внимание привлекает какое-то движение и, оглянувшись, я вижу трепещущий на стекле под дворником клочок бумаги.
Кто-то выписал мне штраф? Я никогда не получала штраф за парковку здесь.
Я поднимаю дворник и вытаскиваю лист бумаги, отчего дворник шлепает по лобовому стеклу. Развернув листок, я вглядываюсь в слова, вчитываясь в каждую букву, и с каждой секундой у меня холодеют вены.
«Ох, пиздец...»
У меня расширяются глаза, и все тело содрогается, а пальцы слабеют. Бумага выскальзывает из моих рук, падая на землю и превращаясь в летящий мусор.
«Этого не может быть...»
Каэлиан наступает ботинком на листок бумаги. Я едва могу перевести дыхание, когда он наклоняется и хватает его пальцами. Встав, Каэлиан разглаживает его, глядя на нацарапанные поперек страницы корявые буквы.
Мне жарко. Холодно. Я цепенею. Я испытываю мучительную боль. Я едва могу видеть, когда он подходит ко мне, разворачивает бумагу и тычет ею прямо мне в лицо. Я щурюсь, и рисунок вызывает у меня столько воспоминаний, что я чувствую, как начинается приступ паники.
«Как? Как такое возможно?»