На следующее утро я приехал незадолго до восьми. Я припарковался не прямо перед домом, как накануне, а на бетонированной площадке перед длинным машинным сараем (трое его ворот были закрыты) и посигналил. Потом выбрался из машины и остановился в ожидании. Прошло немного времени, и из свинарника вышел Флор, окутанный теплым облачком испарений. Не глядя на меня, он прошел вдоль стены, открыл какую-то дверь, на несколько секунд зашел внутрь, затем опять появился, держа под мышкой одежду, пару перчаток и резиновые сапоги.
— Доброе утро, — сказал я.
Он сдвинул маску с лица.
— Посмотри, годится ли тебе, — сказал он.
Я взял вещи, которые он мне протянул.
— Где можно переодеться?
Флор приоткрыл створки ворот.
— Здесь, — бросил он.
Я переоделся между машинами, он ждал снаружи. Наконец я вышел. Одежда была широковата, висела на мне мешком. Я натянул перчатки; они были новые и подошли в самый раз. Флор протянул мне маску. Я отказался, сказал, что хочу попробовать так. Он сложил ее и засунул в карман на груди.
— Шапку тоже не хочешь?
— Нет.
— Тогда пошли, — сказал он.
Едва ступив одной ногой в свинарник, я пожалел, что отказался от маски. В лицо мне шибануло въедливым, горячим воздухом. Положим, это был воздух, но мне он показался чем-то таким, что препятствовало дыханию, вроде какой-то гадкой жидкости, вдыхать которую наотрез отказывалось все тело, — или вроде отравляющего газа. Глаза у меня заслезились. Мы прошли между длинными рядами стойл, в которых на растрескавшемся бетонном полу лежали и стояли грязные, покрытые ссадинами свиньи всевозможных размеров, пока не добрались до пустой загородки и не остановились перед ней. Стены почти до потолка были облицованы керамическими плитками, некогда белыми (вопрос только, как давно это было?). Всё кругом — животные, предметы и мы сами — всё было облеплено мухами.
Флор вытянул железный прут из засова, распахнул серую пластиковую дверь — длиннющую, высотой по грудь человеку. Войдя в загородку, буркнул что-то, чего я не понял. Затем он через ограждение перепрыгнул в соседнее стойло; свиньи с жутким лающим визгом, исходившим из множества глоток и в то же время, казалось, издаваемым одним-единственным животным, бросились врассыпную и сбились в углу. Вскоре они утихомирились, их насторожившиеся было уши опять повисли. Флор прохаживался между ними, поглаживал то одну, то другую по щетинистой спине — голой рукой, так как перчаток на нем не было, я только сейчас это заметил; он дал пинка одной не в меру любопытной свинье, которая его обнюхивала и норовила ухватить зубами резиновый сапог. Взглядом он снова проинспектировал их всех, потом перемахнул на мою сторону. Мы вышли из помещения и направились к другому свинарнику, поновее, к нему-то и предполагалось сделать пристройку. По пути он прихватил ведро, метлу и поставил их в нишу, где уже стояли вилы самой разной формы. В этих стойлах обитали свиньи поменьше, подсвинки — что-то среднее между поросенком и взрослой свиньей. Они захрюкали и разбежались в стороны, едва мы вошли, но сразу же опять приблизились и вытянули в нашу сторону влажные пятачки. Вроде бы вонь здесь была более сносной; глаза тоже не так сильно щипало. У последней загородки мы остановились. Каким-то образом, так что я даже не заметил ее прихода, рядом с нами очутилась жена Флора; она бросила на меня быстрый взгляд и, кажется, кивнула. На лбу у нее блестели капли пота, влажной была даже прядь, выбившаяся из-под платка (надетого вместо вчерашней бейсболки) и свисавшая на лицо. Она вложила мне в руку нечто, напоминавшее весло, но гораздо легче, почти невесомое. Оба они взяли по такой же штуковине. Флор подал мне знак, и я следом за ним перешагнул через ограждение, здесь более низкое, доходившее нам до бедер. С выкриками, звучавшими как проклятия, вернее, как одно повторяющееся проклятие, он направился к противоположной стене прямоугольного загона. Большие поросята от него убегали, устремляясь прямо на меня, потом вдруг резко притормаживали и подвигались то взад, то вперед, колыхаясь как единое тело, трепещущее от страха. За моей спиной женщина с усилием подняла пластиковую дверь, как я теперь сообразил, достаточно тяжелую, а сама отошла к стене. Она что-то сказала, но я опять не расслышал из-за маски. Флор рукой поманил меня к себе, и как только я шевельнулся, животные снова забегали. С хрюканьем метались они туда и сюда, все время норовя сбиться в кучу; наталкиваясь на меня, они падали, перевертывались, и вся эта суматоха продолжалась, пока я не остановился рядом с Флором, тогда поросята снова сбились все вместе. В основном они, навострив уши, смотрели прямо на нас, лишь некоторые отворотили рыла в сторону. Хоть стойло было открыто, они не убегали. Тут Флор, подтолкнув меня, медленно двинулся вперед. Я, так же медленно, шел рядом с ним. Опять раздались его выкрики, теперь звучавшие мягче, не так резко. Поросята, будто поняв, что ничего другого им не остается, и тут же забыв, что мы находимся у них за спиной, начали покидать стойло. Один за другим они разворачивались, опустив рыльца к полу, и бежали по длинному проходу и рампе (кто это так быстро ее соорудил? в прошлый раз я этого перехода не заметил) в другое строение; там они вбегали в пустую загородку, посередине которой лежал сноп соломы, а в автокормушке на стене их поджидал корм. Лишь изредка, если одно из животных останавливалось и его поведение сбивало с толку тех, что бежали за ним, требовался легкий толчок погонялкой. К непрекращавшимся крикам Флора добавились выкрики женщины, которая замыкала процессию; то были странные, первобытные звуки.