-- ...Нет, вам послышалось, все в порядке. И спасибо, конечно, но помощь моему роду не нужна. Ситуация полностью под моим контролем. Еще раз приношу извинения за случившееся. Спасибо, до связи.
Закончив телефонный разговор, патриарх Зиминых бросает через плечо:
-- Свободны.
Одарив меня напоследок подозрительными взглядами, гвардейцы выходят из кабинета. Ледовикин же, скрестив на груди руки, встает у дальней стены.
Буран окончательно разорачивается к гостю, то бишь ко мне, и указывает на одно из кресел.
-- Присаживайтесь, господин Ворон.
Поблагодарив из вежливости, я устраиваюсь на сиденье поудобнее и поправляю свой пиджак. Зимины любезно предоставили мне его вместо сюртука, вместе с рубашкой, чтобы гостю не пришлось ходить в рванье.
-- Как там у вас? -- спрашивает Буран.
Специалисты, переглянувшись, отставляют свои гаджеты. Телефон, над которым они работали, возвращают на стол.
-- Прошедший звонок отследить не получилось, -- с виноватым видом говорит один из них. -- Но мы закачали на телефон сетевого демона, так что как только поступит новый, достаточно будет продержать собеседника на связи секунд пятнадцать-двадцать, и мы определим, откуда позвонили.
-- Отлично, -- одобрительно кивает Буран. -- Вас позовут, когда вы понадобитесь.
Собрав свои инструменты, спецы уходят вслед за гвардейцами. В кабинете остаются Зимины, начальник их гвардии и величайший колдун всех времен и народов.
О последнем Зимины, к сожалению, не в курсе, иначе б и отношение было бы соответствующее. Но спишем на малую образованность. Скоро и в этом мире обо мне будут писать в учебниках.
Когда Буран садится в кресло, телефон в его руке, по которому он недавно говорил, жалобно хрустит.
-- Дорогой? -- хмурится Агата.
-- Стоило Акеле промахнуться, -- рычит патриарх, -- как все наперебой предлагают свою помощь. Да таким тоном, что я бы эту помощь не принял, даже если бы тонул в болоте!
-- Noli nothis permittere te terere (Не позволяй ублюдкам принижать тебя), -- одобрительно киваю уже я.
К сожалению, вряд ли кто-то из присутствующих понимает лексикон юного Гоголя. Но внимание я на себя обращаю.
-- Господин Ворон… -- задумчиво произносит Буран. -- Не желаете чего-нибудь выпить? Кофе, чай?
-- Кофе, -- киваю я. Вторые сутки без сна не проходят даром для моего тщедушного тельца.
-- Агата? Север?
Жена патриарха просит воды, брат же отказывается.
Связавшись с секретаем, Буран откидывается на спинку кресла и разглядывает мою маску. Очевидно, пытается заглянуть за иллюзию. Но куда там местным магам-недоучкам.
Наконец патриарх Зиминых говорит:
-- Перво-наперво, благодарю, за терпение. Сами понимаете, после похищения моей дочери у меня возникла бычья куча неотложных дел.
Постучавшись, входит секретарь с подносом.
Девушка лет двадцати пяти на высоких каблуках и в короткой юбке с черными чулочками. Походка молодой лани, губы опытной любовницы. Все время, пока секретарь находится в кабинете, Агата сверлит ее презрительным взглядом.
В Российской империи запрещено многоженство. В моем мире Орден тоже пытался навязать эту дрянь, но мы, колдуны и ведьмы, успешно отстаивали свободу любви и плотских утех. В основном, плотских утех. Здесь же Ковена, к сожалению, нет.
Впрочем, насколько я понимаю, запрет на многоженство отнюдь не мешает местной моли блудовать. Особенно дворянам. Ведь одно дело какие-то там любовницы, служанки и секретарши, а другое -- жена!
Но похоже на то, что Агата не принимает такое разделение. Теперь понятно, в кого Ольга такая собственница.
Когда бедная секретарша, в которой чуть не прожгли взглядом дыру, уходит, я пробую кофе.
Редкостная дрянь. Но допускаю, что мой вкус искусил кофе с плантаций Барона Субботы.
Отставив чашку со своим кофе, Буран продолжает:
-- Да, дел было много. И одно из таких -- восстановить картину произошедшего в зале.
Патриарх Зиминых наклоняется над столом и сплетает пальцы в замок.
-- Судя по докладам и личным свидетельствам моих близких, вы пытались помешать похитителям и, вероятно, пострадали. Пострадали за мою дочь.
Буран заглядывает мне в глаза. Плохая идея.
Он не выдерживает давления прожитых мною веков и отводит взгляд. Поджимает губы, мнется.
Агата фыркает:
-- Он не любит признавать, что был не прав или что ему была нужна помощь.
Взяв стакан обеими ладонями, дворянка тоже заглядывает мне в глаза. Но если мужчин мой взгляд, обычно, пугает, то вот женщин…