- Имперский хранитель Рут Йенте. – сухо произнес мужчина, будто делая одолжение. Чем только сильнее испортил впечатление о себе у присутствовавших в палате дам.
Должность свою он назвал не просто так, Софи это прекрасно понимала. Он сделал это специально, чтобы она безропотно подчинилась и отправилась с ним. Много лет назад особым указом было постановлено, что всякому жителю империи надлежит во всем содействовать имперским хранителям – главным защитникам империи от разного рода магических напастей.
- А документы ваши можно увидеть? – хмуро спросила Софи. Ее, почти бессильную и не перспективную в магическом плане, встреча с хранителем настораживала. Она была для него абсолютна бесполезна. И заинтересовать такого человека Софи могла лишь в том случае, если обвинить во всем случившемся в академии хотели именно ее. Этот вариант был устрашающе правдоподобным: в академии большие разрушения и неизвестно откуда взявшиеся твари, и она, со своей расшалившейся магией.
Мало кого будет волновать, насколько маленьким был ее резерв. Напуганным людям просто предоставят виновницу для всеобщего успокоения.
от 20 апреля 1
Он раздраженно вытащил из карманчика жилета круглый, позолоченный значок с расколотым по центру щитом и пафосной фразой на мертвом языке, выведенной по нижнему краю круга.
И Софи приуныла. Точно имперский хранитель, не соврал. А это значит, что ей все же придется с ним пойти. И всячески, что б его, содействовать.
Вещи Софи принесли быстро. Соседки по палате сочувственно вздыхали и жалели ее, пока она собиралась. Хранитель не понравился решительно никому.
- Совсем у него совести нет. Тащить куда-то больную девочку. – ворчала женщина в халате.
- Хранитель, что с него взять. Слишком уж много власти им дал император, вот они с ума от вседозволенности и сходят. - с пренебрежением выплюнула строгая дама. Имена соседок Софи узнать не додумалась. Да и какой смысл, если им через несколько минут уже придется прощаться?
Доктор увел с собой хранителя, позволив Софи спокойно собраться, и из палаты она вышла в пустой коридор. Ни других пациентов, ни персонала на этаже видно не было.
Сдержаться и не сбежать, пока есть такая возможность, Софи удалось с трудом и лишь потому что она понимала – в лечебнице есть все необходимые сведения о ней, чтобы хранитель легко ее нашел. А проверять насколько злым он может стать Софи совсем не хотелось.
Потоптавшись немного под дверью палаты, она решила не возвращаться туда. От сочувственных взглядом женщин ей становилось не по себе. Появлялось ощущение, будто ей предстояло отправиться в пасть к ненасытимому Абассу*.
Софи отошла к окну. Плечо оттягивала сумка. Из разрушенного коридора академии забрали не только ее саму, но и все ее вещи. Наверняка это был новенький охранник, молодой и от того еще очень старательный. Старина Крес не стал бы так утруждаться.
Пока доктор заполнял бумаги на ее выписку, Софи послушно ждала, царапала ногтем рассохшуюся краску оконной рамы.
На улице ярко светило солнце, подтаивали остатки снега. Проулок между здание лазарета, и еще один, трехэтажным и скучным, выстроенным из серого камня, был тихим и чистым.
На мусорном баке, подставив бок солнцу, дремала трехцветная кошка.
Софи тоже ощущала тепло солнечных лучшей, проникавших в коридор лечебницы. Они согревали и успокаивали. В этот момент Софи казалось, что на самом деле ничего и не произошло.
- София, нам пора.
Голос хранителя нарушил умиротворенную атмосферу.
- Софи. – поправила она. – Пожалуйста, зовите меня так.
Ей никогда не нравилось ее полное имя. Назвали ее в честь бабушки, которая в воспитании любила прибегать к розгам. А покрасневшие и окровавленные после порки бедра и ягодицы особой любви к пожилой родственнице никак не способствовали.
Бабушка всегда и ото всех, даже от родного сына и совсем еще маленькой внучки, не понимавшей почему бабушку нельзя звать бабушкой, требовала, чтобы ее называли Софией.
Она была женщиной властной, скупой на проявление теплых чувств, строгой и в какой-то мере жестокой. А после смерти единственного сына стала и вовсе безжалостной. Но только к ней, к Софи. К собственной внучке, которую исступленно винила в гибели своего сына.
Софи выросла и теперь с той же настойчивостью просила не называть ее полным именем. Никогда.