6–9. Золотые поля созревших урожаев напоминали там ожерелья с бусинами желтых драгоценных камней, а в дубравах не смолкали крики павлинов. В парках и лесах перекликались журавли, браслеты горных деревень чернели пятнами темных рощ деревьев тамала и патала. Стаи разнообразных птиц наполняли воздух своим пением, берега рек казались красными из-за деревьев с распустившимися алыми цветами. Там бог любви покорялся девушкам, распевавшим песни в рисовых полях, и ветер, роняющий с деревьев цветы и плоды, нес облака лепестков.
10–11. Земля была прекрасна, как райская обитель с сиддхами, певцами и бродячими музыкантами, являющимися из своих горных жилищ. Среди банановых пальм под ласковый шелест ветерка распевали небесные киннары и гандхарвы, там и сям белели цветущие сады.
12–15. В этих землях правил потомок знаменитого царя Харишчандры, благородный и справедливый повелитель по имени Лавана, подобный солнцу на земле. Там горы сияли белыми вершинами, словно покрытые цветочными гирляндами его славы и напоминающие Шиву, умащенного пеплом. Меч царя уничтожил всех главных врагов в округе, а их оставшихся в живых прислужников бросало в жар при воспоминании об этом. Народы долго будут вспоминать его великие подвиги, свершенные в защиту благородных людей, как хранят в памяти истории о жизни Кришны.
16–19. На вершинах Гималаев небесные апсары пели славу Лаване, вызывая восторг в обителях богов. К гимнам райских красавиц, исполняемым в его честь, издалека прислушивались локапалы, хранители мира, и, насладившись этими песнями, славившими благородство и щедрость царя, лебеди Брахмы вторили им своими криками. Даже во снах не было равных ему в благородных и прекрасных деяниях, о Рама, и никто не видел и не слышал, чтобы его дела имели хоть какие-то изъяны. Он не знал обмана, не ведал гордости, и благородство украшало его, как Брахму – ожерелье из рудракши.
20–24. Однажды, когда солнце уже склонялось к вечеру, царь прошествовал в зал собраний и занял свой трон. Когда он воссел на великолепном престоле, сияя, как луна в небесах, вслед за ним скромно вошли его подчиненные – правители и военачальники. Едва они расположились на своих местах, как запели девушки и послышалась сладкозвучная музыка, от звуков которой сердца таяли в блаженстве. Красавицы обмахивали царя чудесными опахалами, а помощники и советники окружали трон, подобно свите Шукры, учителя богов и демонов. Советники, умудренные опытом, сделали свои доклады и обсудили государственные дела, затем сообщили о положении дел в стране.
25–29. После того как учеными пандитами были зачитаны святые итихасы и писания, а преданные поэты произнесли свои восхваления, в зал собраний торопливо вошел некий чародей, подобный грозовой туче, сияющей молниями и готовой пролиться на землю дождями. Он поприветствовал царя, низко склонив к его ногам свою голову – так увешанное плодами дерево поклоняется прекрасной горе. Он сел перед повелителем, как обезьяна перед огромным тенистым деревом, усыпанным плодами и цветами, и обратился к восседающему на высоком троне царю, будто торопливая пчела, желающая нектара, – к лотосу, испускающему приятный аромат.
Чародей сказал:
30. О владыка, с высоты своего трона взгляни на этот удивительный фокус, как луна взирает с небес на землю!
31–32. Сказав это, он взмахнул пучком павлиньих перьев, завораживающим, словно майя высочайшего Сознания, являющаяся причиной иллюзорного разнообразия творений. Перед великим царем встала сияющая завеса, образованная искрами света и похожая на радугу, которую наблюдает Индра из своей небесной колесницы.
33–35. В тот же миг в зал собраний вошел конюший из соседней страны Синдху. Он появился, словно облако, плывущее по звездному небу. За ним ступал жеребец, спокойный и резвый, подобный коню Индры Уччайшраве, что следует за своим хозяином в небесах. Передавая жеребца в подарок, конюший обратился к государю, как океан молока, даруя коня Уччайшраву, – к повелителю ветров Индре.
Конюший сказал:
36–37. О великий царь, взгляни на этого лучшего из скакунов, подобного Уччайшраве! В быстроте полета он – само воплощение ветра. Этого коня, о владыка, мой хозяин преподносит тебе как дар, драгоценное сияние которого становится еще ярче в лучах величия того, кому он предназначен!
38–39. Едва конюший умолк, чародей заговорил, словно птица чатака, обращающаяся к грозовой туче, чуть только затихнут звуки грома.