20–24. Узрев вблизи себя чародея, царь обратился к нему с улыбкой, подобно Такшаке, царю змеев-нагов, повстречавшему своего врага мангуста:
О жестокий кудесник! Что ты со мной сделал сетью своей магии, от которой в один миг всколыхнулся неподвижный спокойный океан? Потрясающе! Удивительны божественные силы сотен образов, которые даже мой могучий ум ввели в заблуждение! Но где мы, ощущающие только результаты человеческих действий, и где эти события, настолько затрагивающие и смущающие нас? Даже ум мудрого и знающего человека может вдруг на малое время поддаться иллюзии сновидения или фокуса.
25–26. О знатоки и советники! Выслушайте удивительную историю, показанную мне здесь в одно мгновение этим волшебником! В течение одного мига я стал свидетелем множества сменяющих друг друга действий и сцен из жизни, как Брахма, которого Бали попросил разрушить иллюзорное творение Индры.
27. Обратившись с этими словами к присутствующим в собрании, ожидающим повествования, царь с улыбкой приступил к изложению удивительных событий.
Царь сказал:
28. Посмотрите, наша могучая страна со всем ее разнообразием, полная озер, рек, городов и гор в окружении океанов и горных хребтов, является драгоценным украшением земли.
Такова сарга сто пятая «Об иллюзии. Пробуждение царя» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.
Сарга 106. Об иллюзии. Жизнь в племени.
Царь продолжил:
1–4. Наша прекрасная страна, обильно покрытая лесами и горами, похожа на всю землю, словно ее дорогая младшая сестра. Здесь, в этой стране, я – царь, уважаемый жителями, восседающий в этом собрании подобно Индре, пребывающему на небесах. Но вот из далеких мест прибыл некий чародей, словно сам демон Майя, искусный в волшебстве, явился из нижних миров. Он взмахнул волшебным пучком павлиньих перьев, как туча, несомая ураганом уничтожения вселенной, сотрясает лиану радуги.
5–8. Завороженно смотрел я на движение перьев, пока мой ум слегка не затуманился. Тогда я сел на стоявшего передо мною коня. Как грозные облака Пушкара и Авартака оседлали гору, сотрясаемую разрушением конца света, так я вскочил на этого ретивого, красиво гарцующего жеребца. В полном одиночестве мчался я что есть духу, будто охотник, преследующий добычу, или волна океана разрушения, несущаяся по опустевшей земле. Подгоняемый ветром, я вскоре оказался вдали от этих мест. Так рассудок глупца далеко уносит его глупым желанием обретения множества вещей.
9–14. Затем я достиг места – ужасного, как мир, сожженный испепеляющим огнем конца света, опасного, как мысли женщины, и пустого, как ум мудреца. Когда конь устал, я добрался до огромной и очень холодной безграничной пустыни, где не было ни птиц, ни деревьев, ни воды. Это пустое иссушенное пространство было столь же велико, как второе небо, или восьмой океан, или пятое море. Пустыня раскинулась широко, словно ум мудрого человека, и была жестока подобно ярости глупца. Там не было даже следов людей и не росли ни трава, ни деревья. В этом безотрадном месте мои мысли стали печальны, как бедная женщина, не имеющая ни родственников, ни плодов, ни иной пищи. Вокруг висели сияющие воды миражей. Я пробыл там до захода солнца в тоске и унынии.
15–18. С большим трудом пересек я эту пустыню, напоминая различающего истину мудреца посреди океана пустой и бессмысленной по своей сути сансары. Пройдя пустыню, я на утомленном коне добрался до леса, как солнце по завершении своего дневного пути достигает края западных гор. Там росло множество деревьев джамбу и кадамба, в ветвях которых сладко пели птицы. Проходящим через рощи путникам они показались бы добрыми друзьями. Изредка на земле виднелись пучки травы, не радовавшие глаз. Равным образом и нечестно нажитое богатство не приносит радости сердцу обманщика.
19–22. По сравнению с бесплодной пустыней это место было чуть лучше; так для людей страдания болезни бывают предпочтительнее смерти. Я добрался до места, поросшего деревьями джамбира, точно Маркандея после долгих скитаний по великому океану – до дерева, где обитал Вишну. Я ухватился руками за стебель свисавшего у моих плеч плюща подобно горе, что удерживает темные гирлянды туч под палящими лучами солнца. Конь выскользнул из-под меня и ускакал; так с человека, окунающегося в воды Ганга, смываются все его грехи.