– Добрый вечер, – сказал я, как бы в пустоту.
– Садись, чайку попьем. Хотя ты, наверное, теперь есть хочешь? Мы-то уже поужинали, – заговорил старик, повернув ко мне удивительно умиротворенное лицо.
– Он тебе нравится? – неожиданно спрашиваю у хозяйки. Она вопросительно смотрит на меня, потом на него и отвечает:
– Конечно.
– А я? – не унимаюсь я. Ответ на этот вопрос очень мучает меня, как будто с ним связано что-то главное…
– Ты – по – другому, – она теребит косу на плече, упирается взглядом в стол и молчит опять.
– Как? – я все-таки подхожу к столу, сажусь близко к ней и рассматриваю ее напряженную и замкнувшуюся.
– Так…
Дед начинает хохотать. Несколько груш с треском срываются с веток и падают, стукаясь о землю. Одна летит прямо на стол и опрокидывает чашку с чаем на мою белую рубаху, а под рубахой..!
– А! Черт! – шиплю я, обожженный в самые интимные места. Девушка вспыхивает, срывается с места и уходит быстрым шагом куда-то во тьму. Старик смотрит на меня насмешливо – грустно:
– Эх ты! Недотепа!
– Почему?! – хорохорюсь я, зажимая рукой кусок мокрой ткани. Я начинаю чувствовать себя неловко. Глупо без штанов, в рубахе и носках… Привидение с болот, и сразу к девушке: «Ты меня любишь?» Смех, да и только! Но глупая гордость не дает возможности до конца осознать абсурдность своего поведения, и я встаю и гордо удаляюсь к дому, жалея себя: – «Не покормили, наговорили… Подумаешь!» На ходу я воровато подбираю грушу и горестно съедаю ее, сидя на крыльце и пачкая рубаху.
Она появляется неожиданно, словно соткалась из ночного воздуха и лунного света…
– Эй! Страдалец! Иди, поешь.
– Не хочу! – обиженно буркаю я.
– Иди, а то всю ночь будешь огрызками груш двор пачкать. Убирай потом… – Мне совсем обидно. Надо же, грушу пожалела!
– Вон их сколько, валяется! Но она, словно догадавшись, опять смеется:
– Ежи подберут. У меня тут семья ежей живет. Смешные! – И точно, у меня под ногой кто-то фыркает, я дергаюсь и чуть не падаю со ступенек.
– Это ежик. Гуляет, или заблудился… Ой, какой ты смешной! Ты сейчас сам похож на ежика, ха-ха!
– А ты знаешь, на кого похожа!?
– На кого? – заинтересованно спрашивает она.
Я замираю, колкость, собравшаяся слететь с языка, застревает где-то в горле. Только кровь колотит в виски.
– Ты похожа на луну. Лунная девушка!
– Ой, правда! Я люблю гулять по ночам.
– Не боишься?
– Кого? – Она присаживается рядом, я немного двигаюсь, уступая ей место.
– Ну этих, на болотах…
– Не-а, они смирные.
– А-а…
– Напугали тебя, да?
– Ну, не то что бы…, – я смотрю на нее и врать не хочется, – они меня сожрать хотели!
– Что ты! – отшатывается девушка, – они не едят людей! Это они играли. Им интересно, когда кто-то боится.
– Я где-то читал, что некоторые животные, или не помню кто, умеют проецировать чужой страх…
Она с интересом смотрит на меня. Я чувствую себя очень значительным, мне хочется говорить ей о высоких материях… Может, рассказать ей о том, что я – Мертвый Бог? Или нет, лучше спросить, не читала ли она Кастанеду… Потом можно развить это… Эх, жаль, рюкзак потерял, там была эта книжка.
– У тебя рубаха мокрая, пойди в дом, простудишься!
– Слушай, я мужик, а не ребенок!
– Вижу, – она вздыхает, поднимается со ступенек и тянет меня за собой.
– А старик? – спрашиваю я.
– Он любит спать в саду, – она укладывает меня заботливо, как мама, а когда я хватаю ее за запястье и хочу притянуть к себе, тихонько смеется, высвобождает руку и, бесшумно ступая, уходит.
Где-то в доме тикают ходики. Зачем ей часы? Зря я отказался от ужина… Я опять засыпаю.
Над болотами всю ночь летали оранжевые крокодилы… Стоял шум, уханье, треск и шорох. Болотные духи нашли книжку Карлоса Кастанеды…
Старик Иван Матвеев мирно спал в гамаке, натянутом между грушами.
Глава 59. От автора
Эх, господа! Хорошо, кабы я знала, как правильно… Разве стала бы я себя и вас путать. А так: мечешься, бьешься в изображениях, словах и образах; всплывают картинки, одна ярче другой… Вот и время мое уходит, перевалило за половину, а ума не прибавилось. А носом-то, носом тычут!
Глава 60. Ливень. Авось, веха №3
Йоха бежал через ночную тьму. Северная русская чащоба обступила его со всех сторон. Долгий ливень обрушивался потоками, смешивал тропу под ногами. Фонарик работать отказался, и Йоха бежал наугад, как животное: чувствуя направление, но не видя его.