Стекло бликовало. Четвертый этаж, и за каждым проемом в стене – чья-то судьба. Сколько их? Ничего не видно. Вот кто-то появился в третьем окне, мы машем руками, там тоже машут… Он? Неважно! Пусть все болящие выглянут и будут думать, что мы – к ним. Мы рады разделить с ними этот весенний вечер, который стал для них следующим, или первым.
Во втором крайнем окне начинает мигать свет, но на окне жалюзи, кто там?
Он пытается привлечь внимание. Это наш условный сигнал. Смотрите, смотрите, он показывает лист бумаги! Наверно, хочет написать ответ! – Бледная Наташка с измученными глазами. «Пришла, все-таки, – думаю я. – Конечно! Она бы не смогла не прийти! Обидно, до слез обидно: сколь велика ты – глупость человеческая! Зачем сейчас искать виноватых? Уже не важно!»
Лишь коротенькая записка: «Ребята, простите меня, я больше не буду! Спасибо, что вы у меня есть!»
Мы идем по вечерним улицам. А Наташка все говорит, говорит: о слепоте его родителей, об инфантильности, о подлости… «Как ей больно», – думаю я, и еще: «Слава Богу, что он жив!»
– Не осудить, никого не осудить! Не могу, даже если бы хотела. Слабые ломаются первыми. Мы – сильные, значит, можем помочь, уберечь от самого страшного.
– У меня здесь все выгорело! – Наташка прижимает руку к груди. – Это шантаж!
– Милая, хорошо, что Господь милостив к нам – бедным заблудившимся детям. Просто, произошло еще одно чудо! Обыкновенное чудо…
– Нам нужно научится любить и беречь друг друга просто так, – тихо говорит Сенька, – это так естественно!
Лицо живого человека в окне, где не поднимаются жалюзи. Живого человека! И здание морга возле входа на территорию больницы…
– Федор хочет креститься, – лицо Наташки светлеет. – Я так рада была, когда узнала. Надо же, дозрел! «Мы все идем одной дорогой», – думаю я.
– Пойдешь к Йохе в крестные? – спрашиваю.
– Неужели! – Наташка радуется, глаза оживают.
– Трудно сказать наверняка, но я стараюсь уговорить его. – Живая Наташка гневается. Мгновенно меняется все ее радостное, трансформируясь в укор:
– Пока каждый из них не дойдет сам, ничего объяснить невозможно! Бесполезно! – Она почти кричит.
– Знаете, ребята, мне почему-то кажется, что конец света отменили, – неизвестно чему улыбаясь, сообщает Сенька.
Мы спускаемся в метро…
На пасхальной неделе Наташка с Юркой зачали сына. Он родился в первых числах двухтысячного года.
Глава 69. Йоха. Рассуждения
Сказать, что я не христианин, я не могу. Сказать, что я ортодокс, я тоже не могу. Я не считаю Иисуса Богом, но я считаю, что это был необыкновенный человек, и он прошел свой путь чисто.
Отношения с Богом, мне кажется, это очень интимные отношения, как с отцом. Даже матери я не смог бы сказать того, что хотел бы сказать отцу.
Когда я прихожу в церковь, я не вижу там Бога. Бог и религия – это вообще разные понятия, поэтому институт церкви я считаю для себя не только ненужным, но в чем-то даже вредным.
Глава 70. Встреча…
Шел по берегу человек, шел, вроде бы, куда глаза глядят. Легко ступали его ноги в сандалиях из ремешков кожи; ветер развевал его плащ, путал его темные волосы, и человек улыбался встречному ветру.
Казалось, ноги его не вязнут в прибрежном песке; казалось, что парит его худощавая фигура над землей, и полотно одежд, просвечиваемое солнцем, создавало иллюзию полета большой птицы с широкими крыльями.
Шимон-рыбак стоял в своей лодке, причаленной недалеко от берега, и, открыв рот, смотрел на незнакомца: «О, Бог мой! Какая жара! Люди летают в солнечном мареве…». Он оборвал себя на этой мысли и наклонился к корзинам с рыбой. Но что-то помешало ему заняться привычной работой… Шимон поднял голову.
Незнакомец стоял у самой кромки воды так, что ленивые волны лизали его сандалии. Он стоял и смотрел прямо на Шимона и улыбался.
Непонятно почему от этой улыбки Шимону стало очень приятно, блаженная прохлада разлилась по его телу, исчезли болезненные искорки перед глазами. Рыбак выпрямился, улыбнулся прохожему и махнул ему рукой, в знак приветствия, чего раньше за ним никогда не водилось; Шимон считал себя суровым человеком.
Незнакомец тем временем, отвязал сандалии, скинул плащ и вошел в воду, намочив подол хитона. Он продолжал улыбаться, и теперь вроде бы какая-то ниточка соединила двоих – на берегу и в лодке.
– Погоди! – крикнул Шимон, – я сейчас подойду поближе. – Он выпрыгнул из лодки в воду, обернулся на незнакомца, боясь, что тот исчезнет, и сам удивился своей поспешности. Прохожий стоял за спиной Шимона, рукой придерживая мокрую ткань одежды.