Справедливый вопрос, вот только Хорст прокладывал себе дорогу в жизни на 99%
вдохновением и на 1% потоотделением.
— Позвольте, разве смерть — преграда для некроманта?
Благодарный вздох на этот раз представлял собой злобное шипение. Внезапно Кабал испугался,
не собирается ли Хорст выдать его. Последнее время он как-то отдалился.
— Руфус Малефикар был человеком злым. Теперь, стало быть, его недобрая воля
распространяется и после смерти. После отъезда мы пересмотрим наш плотный график, чтобы
вернуться туда, где он повешен, и сжечь его труп. Даже некроманту не выжить в очистительном
пламени.
В толпе нашлись те, кто с умным видом закивал — из той породы людей, что всегда кивают с
умным видом, стоит кому-то сказать нечто толковое.
Барроу нахмурил лоб, поняв цену эдакой находчивости. Он не собирался попадать в ловушку,
устроенную Хорстом. Пусть другие верят.
— Почему вы не сожгли его, когда у вас была возможность? — спросил Джо Карлтон, если
нужно спросить что-то очевидное, на него всегда можно положиться.
Хорст вскинул руки в мольбе.
— Мы уже зажгли факелы, когда пришла мать Малефикара.
Он изобразил тонкий старческий голос.
— Прошу, не сжигайте моего мальчика, — сказала она. — Он плохо себя вёл, я знаю, но он моя
плоть и кровь. Я... я не вынесу, если вы сожжёте его.
Что ж, я всё равно был готов сжечь злобного придурка, когда Йоханнес, мой брат, схватил меня
за руку и сказал: "Нет, Хорст. Может, он и был некромантом, убийцей и трижды крашеным злодеем,
но этой женщине он — сын. С неё достаточно страданий. Более чем достаточно. Оставь его воронам и
продолжим путь".
Не веря своим ушам, Кабал уставился себе под ноги — его охватило самое настоящее
смущение. К счастью, скоро унижению конец.
— Так что, мы оставили несчастную старушку миссис Малефикар рыдать у ног её малыша
Руфуса, — продолжил Хорст.
— Пожалуйста, прекрати, — прошептал Кабал. — Я сейчас сдохну от унижения.
— Думаешь, стоит пропустить момент, когда ты побежал ей вслед и всучил всю месячную
выручку? Если настаиваешь... — шепнул Хорст в ответ.
Затем, громче:
— Итак, если наше преступление в том, что мой брат не нашёл в себе силы разбить несчастной
вдове сердце, и без того истерзанное её сыном, то мы признаём вину.
Он снял шляпу и покаянно опустил голову. Всё замерло. Затем толпа обезумела.
Ликующая толпа подняла Кабала на руки и несколько раз пронесла взад-вперёд по платформе.
Пара лживых фраз — и из предвестника гибели он превратился в победоносного героя с золотым
сердцем. "Такова, — размышлял он, — переменчивость толпы. Хорсту бы газету выпускать".
У Кабала уже рука затекла раздавать автографы, как вдруг он заметил неподалёку Барроу. Тот,
скрестив руки, наблюдал за ним. Видимо, кто-то всё-таки выстоял против пропаганды Хорста.
— Кажется, на вас это не произвело никакого впечатления, — сказал Кабал. — С чего бы это?
Разве вы не слышали моего брата? Я герой.
— Я не знаю, кто вы, — сказал Барроу. — Герой? Никогда бы не подумал. Вы убили
Малефикара?
— Да, — ответил Кабал. Он оглянулся, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Да, я
убил его. Выстрелил в него три раза.
— Почему?
— Почему я выстрелил в него или почему выстрелил трижды? Я выстрелил трижды, чтобы уж
наверняка его убить. А убил, потому что он стоял на пути.
— На вашем пути.
— Если угодно.
— А что сделали с остальными?
— С кем?
— С этой жалкой толпой идиотов, которая всюду за ним ходила, с остальными сбежавшими из
лечебницы.
Кабал улыбнулся.
— Слышали об "общественном попечении"? Это как раз тот случай; они безобидны, нужно
лишь направить их по верному пути.
— Они у вас на ярмарке?
— В качестве персонала, уверяю вас. В представлениях участвуют только добровольцы, —
улыбка исчезла в небытие, — как правило.
Барроу фыркнул.
— Всё понятно.
— Нет. Вовсе нет. Вы читаете между строк, но то, что там написано, вам не понятно. Мистер
Барроу, у меня к вам предложение.
— Валяйте.
— Через два дня мы исчезнем из ваших жизней. Вы вполне можете позволить нам заняться
нашим делом и подарить немного радости этим людям ко всеобщему удовольствию. Без обид, без
драм.
Барроу сжал губы.
— Если бы я на самом деле мог в это поверить, я бы с радостью согласился.
— Но вы не можете.
— Не могу. Не верю я в историю о мертвеце, который с виселицы слез только для того, чтобы
подпортить вам репутацию. Ни на долю секунды. За какого же идиота вы меня принимаете?
Кабал качнул головой в сторону воодушевлённых горожан, толпа которых сновала взад-вперёд
вдоль поезда.
— За идиота вроде этих, — сказал он. — К сожалению для нас обоих, я ошибся.
Рабочие начинали разгружать вагоны-платформы. Кабал и Барроу наблюдали за ними.
— У меня впереди долгая ночь, мистер Барроу. Уверен, вы извините меня, если я вас покину.
Кабал сделал несколько шагов по платформе, и Барроу сказал ему вслед:
— Будет лучше, если вы покинете мой город.
Кабал остановился и обернулся.
— Ваш город? Вы здесь не хозяин. Помните об этом.
— И это всё? Угроз не будет?
— Угрозы, мистер Барроу, оставьте трепачам и трусам. Я к ним не отношусь.
Он направился обратно к Барроу, пока они не стали лицом к лицу.
— Я даже не предупреждаю.
Он резко развернулся и ушёл.
— Как правило, — сказал Барроу, слишком тихо для того, чтобы услышать. Затем тоже
повернулся и пошёл назад к городу.
Всё дальше отдаляясь друг от друга, они оба думали об одном и том же: "От этого человека
жди беды".
ГЛАВА 11
Такого просто не могло быть, чтобы балаган по прибытии в тот же вечер был готов к приёму
публики. Тем не менее, ценой небольших хлопот и времени меньшего, чем требуется, чтобы достать и
разложить стол для пикника, балаган со всей мишурой, с тридцатью аттракционами, палатками,
каруселями и выставками горел огнями и был готов открыться. Никто не мог объяснить, как они это
сделали; так получилось, что двести пятьдесят граждан, собравшиеся на станции, в это время
смотрели в другую сторону. Все одновременно подскочили от неожиданности, когда за их спинами
заиграла каллиопа, обернулись и почти одинаково сказали "О-о-о-о-о!" Кто-то на одну "о" поменьше,
кто-то на один восклицательный знак побольше.
— Специальное предложение в честь открытия! — крикнул высокий бледный брюнет с
соответствующей харизмой, в то время как его брат, долговязый блондин с бледным лицом, который,
казалось, всегда употреблял улыбку только в качестве оружия, стоял позади, сложа руки. — Вход
бесплатный!
Честные граждане Пенлоу-на-Турсе были воспитаны на истине, что отказываться от подарка
неприлично, поэтому вежливо встали в очередь под разноцветную полированную деревянную арку с
лампочками. Барроу шёл вместе со всеми, пока не оказался прямо под аркой и посмотрел вверх. На
секунду ему показалось, что там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий", но в следующий
момент она уже точно гласила о том, как тут, там и повсюду разные коронованные особы называли
этот балаган идеальным досугом для тех, у кого от роду богатые родители и бедная наследственность,
— в некоторых углах провинции это якобы считалось хорошей рекламой. Барроу решил, что ему
показалось, но его подсознание пыталось что-то ему сказать. Он вошёл внутрь, предупреждённый и