Вокруг, по всей видимости, ничего, кроме зубочисток, вырасти не могло. А в роще, выделяясь на
фоне окружающего пейзажа, словно нарисованные чёрными чернилами, росли громадные чудища со
скрюченными стволами. Голые ветки цеплялись за небо, а в бугристой коре люди с богатым
воображением могли бы разглядеть застывшие в муках человеческие лица.
— Похоже, я на месте — негромко сказал он. — Здесь всё так театрально.
На близстоящее дерево — до того, как его регулярно начали поливать ЛСД, это был, вероятно,
вяз — уселась чёрная ворона и с интересом уставилась на Кабала. Она наклонила голову и
насмешливо каркнула. Затем, увидев Денниса с Дензилом, что плелись по шпалам в сотне ярдов
позади него, ворона, преисполненная надежды и аппетита, полетела посмотреть на них поближе.
Кабал миновал несчастный вяз, перешагнул через корни ведьминого ореха, который будто
вытащили из безумного сна, и столкнулся нос к носу с Монстром.
Кабал резко выдохнул. На мгновение его обычно бледное лицо приобрело неприятный серый
оттенок. Кабал взял себя в руки. Он стоял, не шевелясь, стараясь не дышать, не дать огромному
чёрному Монстру узнать о своём присутствии. Затем он глубоко, судорожно вздохнул, сделал шаг
вперёд и положил руку ему на лицо.
Однако чтобы дотянуться, пришлось встать на путеочиститель.
Такого произведения инженерного искусства он в жизни не встречал, а повидал он немало. К
этому огромному локомотиву, пусть заброшенному и стоящему без дела с давно остывшей топкой,
невольно возникало уважение. Путеочиститель, дымовая труба с рифлёным оголовьем — в нём
чувствовалась некая вычурность Дикого Запада; а вот корпус, скорее в духе Старого Света,
выполненный в грубой квадратной форме, казалось, мог протянуть за собой все вагоны мира, отсюда
и до самого Ада. Возможно, он и вправду был на это способен. Кабал одобрительно кивнул: он,
конечно, не был инженером, но первоклассную работу узнавал сразу.
По всей видимости, все животные в округе тоже это прекрасно понимали: несмотря на то, что
птицам, страдающим недержанием, на локомотиве места нашлось бы вдоволь, кроме слоя странной
почерневшей ржавчины, которая как копоть большими кусками прилипала к пальцам, грязи на нём не
было. Кабал осторожно её понюхал, и в памяти сразу же всплыло воспоминание о суетливых вечерах
в подвале, когда он спешно распиливал улики и бросал их в печь до приезда полиции. Он надвинул на
нос свои тёмные очки и задумчиво моргнул. На чём вообще работает эта штука? Хорошо бы на угле
или дровах – так было бы гораздо практичнее.
Он обернулся, услышав какую-то возню. Ворона устроилась у Дензила на голове и пыталась
чем-нибудь из этой головы поживиться. Из глазницы, если быть точным. Несчастный покойник,
наклонив голову и раскинув руки, неуклюже бегал по кругу в попытках прогнать птицу. Бесполезно,
ворона будто прилипла к нему. От Денниса тоже не было никакого прока — он пытался ударить
птицу хилым деревцем, которое выдернул из земли. Удары, обрушившиеся на спину Дензила, от цели
были далеки, а с корней во все стороны летела почва.
— Прекратите комедию ломать! — рявкнул Кабал. И мертвецы и ворона ломать комедию тут
же прекратили. Дензил попытался спрятать деревце за спиной. — Эй, ворона. Лети-ка сюда.
С огромной неохотой ворона отцепилась от Дензила, рванула вниз и, почти коснувшись земли,
снова взлетела на высоту человеческого роста. Беззаботно пронёсшись меж попадавшихся на пути
деревьев, она приземлилась Кабалу на плечо. Кабал развернулся и зашагал вдоль огромного
локомотива к грузовым и пассажирским вагонам, что тянулись за ним.
— Скоро тебя накормят, птица, так что давай без глупостей. — Ворона моргнула. — И кстати,
вздумаешь нагадить мне на плечо, оглянуться не успеешь, как окажешься на витрине у
таксидермиста. Ясно?
— Кар, — сказала ворона, что могло означать "Да, хозяин", а могло и "Сначала догони,
голубчик". Как бы там ни было, сфинктеры она сжала крепко.
Кабал медленно шёл вдоль поезда — тот состоял из нескольких пассажирских вагонов,
платформ, на которых штабелями лежали некогда ярко раскрашенные доски, и немалого числа
крытых товарных вагонов в хвосте. Он подошёл к первому и остановился перед большой раздвижной
дверью длиной в четверть вагона. Он как раз размышлял о том, как попасть внутрь, когда дверь,
отвратительно скрипя ржавым металлом, открылась сама собой.
— А, — сказал Кабал без особого восторга, — это ты.
Старикашка, о котором Кабал говорил в Аду, управившись с дверью, посмотрел вниз.
— Он самый, юный Кабал. А ты не спешил.
Кабал поставил ногу на металлическую ступеньку, схватился за поручень у края двери и
подтянулся. Ворона слетела у него с плеча, приземлилась на столб неподалёку и принялась с
любопытством глазеть по сторонам
— Тебе повезло, что я вообще пришёл. От карты было мало толка, — сказал Кабал, стряхивая
ржавчину с рук и плеч там, где задел дверную раму. Он посмотрел на старика. — Я надеялся, Сатана
пришлёт что-нибудь другое. А не тебя, упрямого старого ублюдка.
Тот рассмеялся. Смех его напоминал бульканье.
— Мы же с тобой давние друзья, Йоханнес. Его Всемогущество подумал, что знакомое лицо
тебя обрадует.
Кабал осматривал погружённый во мрак вагон.
— Дыра в нём меня бы обрадовала, — бесцеремонно ответил он.
Старикашка, человеком, в обычном понимании этого слова, не был. Но без всякого сомнения
был очень и очень стар. Он принял облик эдакого стереотипного старого чудака: кепка, седая борода,
булькающий смех; он крутил свои собственные зловонные папиросы, а когда был в хорошей форме,
даже убедительно пускал слюни. Именно из-за таких как он, совершенно не хочется стареть. Также он
был одним из многочисленных аватаров Сатаны: осколков его личностей и случайных мыслей,
которые приняли форму в мире смертных. Они помогали Сатане поддерживать элементарное зло в
мире на неизменном уровне, пока он в Аду занимался вещами поважнее. Например, игрой в
криббидж. До недавних событий Старикашка был единственным посредником в делах между
Кабалом и Сатаной. Именно этому существу он продал свою душу много лет назад, и именно оно
своим своевольным вмешательством свело на нет больше научных исследований, чем Кабалу
хотелось бы вспоминать.
Старикашка сидел на ящике и наблюдал, как Кабал исследует тёмные углы.
— Мне больно это слышать, Йоханнес, — сказал он весело. — После всего, через что мы
прошли.
Завершив беглый осмотр вагона, Кабал подошёл к нему.
— Всего, через что мы прошли? Надо понимать, всего того, через что ты меня заставил пройти?
Если бы ты не купил мою душу, и не доставлял бы столько неприятностей после, во всём этом, — он
обвёл жестом весь поезд, — не было бы необходимости.
Старикашка пожал плечами.
— Я всего лишь делал свою работу. Не надо ждать альтруизма от одного из маленьких
помощников Сатаны.
Кабал вздохнул.
— Послушай, я бы очень хотел сказать, что рад твоим успехам, и встреча с тобой меня
приободрила, но я бы солгал.
— Я знаю.
— Так может, разделаемся с этим побыстрее, и ты уберёшься наконец с глаз моих? У меня, в
конце концов, довольно плотный график.
— График, — сказал Старикашка, подняв указательный палец. — Как хорошо, что ты
напомнил. Тебе понадобится вот это.
Он сунул руку в своё замызганное старое пальто и вытащил песочные часы чуть более фута в
высоту. Однако вместо песка они оказались наполнены невероятно мелким порошком. Крошечные
частицы пробивались из верхнего сосуда в узкое горлышко и каскадом падали вниз. Несмотря на