— лёгкое сотрясение, вот почему он себя так погано чувствовал — поскольку сейчас, как и в тот день,
когда он впервые сюда попал, кабинет представлял собой лишь полный мусора вагон. Единственным
изменением была уже разлагающаяся и сморщенная афиша на стене: "Братья Кабалы представляют
свою всемирно известную ярмарку чудес!" Мокрица безуспешно пыталась это обсудить, но упала на
пол — Кабал понял, почему у него чесалась губа. В окнах он видел сучковатые деревья и невысокие
холмы. Они опять в Плоских Землях. Балаган снова отправили в утиль.
— Ты забрал ещё одну невинную душу?
— Я ничего не брал...
— Не ври мне! Я был там, в том треклятом ящике для одеял, и слушал.
— Тогда ты знаешь, что я ничего не брал! — рявкнул Кабал, высвобождаясь. Он сурово
смотрел на Хорста, поправляя пиджак. — Она сама отдала мне её.
— Отдала, — презрительно сказал Хорст
— Отдала! Не строй из себя поборника морали! Если ты там был, почему ничего не сделал?
— Поверь мне, я был готов. Услышал бы этот отчётливый щелчок нажатия на спусковой
крючок, и второго щелчка не прозвучало бы.
— Когда я застрелил Костинза, ты меня не остановил.
— Ты высунулся наружу и, несомненно, целился в другую сторону. — Он зловеще улыбнулся.
— Ты Костинза пристрелил? Не могу сказать, что мне жаль. Никогда ему не доверял. Я никому из них
никогда не доверял. Значит, в конце концов, они тебя предали.
— Как ты и ожидал.
— Конечно, ожидал. Как и ты. Ты не дурак, Йоханнес. Бесчувственный и безнравственный —
возможно, но не дурак. Нашли время, да?
— О да, с этим они справились. — Кабал смахнул часть мусора с края стола и сел на него. Его
любимый кожаный стул, похоже, стал домом для семейства мышей. — Слушай, я не горжусь, тем,
что сделал, но всё кончено. Мной манипулировали и так и эдак, я совершал вещи, о которых забыл
бы, но всему этому пришёл конец. Не буду притворяться, что цель оправдала средства, но факт
остаётся фактом: пари я выиграл. Я верну себе душу и смогу продолжить исследование.
— Вот это да, — сказал Хорст.
Кабал подавил своё раздражение. Всё-таки Хорст многое вытерпел.
— Сейчас, я жалею о прошлой ночи, о том, что сказал. В свою защиту могу честно сказать, что
то был не совсем я. Мне вовсе не безразличны тот труд и те усилия, что ты вложил в эту ярмарку, и,
что ж... без тебя ничего бы не вышло.
— Вот только не надо мне об этом напоминать, ладно?
— Смысл в том, — сказал Кабал, перебивая Хорста, — что ты выполнил свою часть сделки, так
что я выполню свою. У меня есть пара идей, как исправить твоё состояние. Если ты вернёшься домой
вместе со мной, я обещаю, что не успокоюсь, пока не найду лекарство. — Он помолчал. — Я всё
сказал.
Хорст долго смотрел на Кабала, ни говоря не слова.
— Нет. Нет, так не пойдёт. Боюсь, я должен отклонить твоё любезное предложение по ряду
причин. Во-первых...
Он было пошёл к окну, но обо что-то споткнулся. Он поднял монтировку, дотронулся до её
верхней части, понюхал.
— Это кровь. Этим ты ударил Фрэнка Барроу?
— Да, — сказал Кабал, которого злило это отступление от темы. — Он использовал её, что
залезть в запертый ящик стола и забрать контракты. Я от него ожидал чего-нибудь поизящнее.
Он замолчал, подумал.
— Секундочку.
Он подошёл к столу и принялся изучать ящик. На замке была царапина, которая ранее
подтвердила к его удовольствию, что Барроу пытался его взломать. Он разозлился на себя за
рассеянность.
— Во-первых, — безразлично продолжил Хорст, — Я совершенно не намерен торчать в одном
доме с тобой все те годы, которые твои эксперименты неизбежно займут. Во-вторых, мы оба знаем,
что тебя больше интересуют твои основные исследования, и я, возможно, останусь ни с чем. В-
третьих, ты омерзительный человек, который должен был умереть, едва родившись.
— Как скажешь, — ответил Кабал, не обращая внимания. — Монтировка лежала вон на том
стуле. Как же тогда Барроу пытался взломать ящик, когда инструмент был так далеко?
— В-четвёртых, я не смогу ужиться с самим собой из-за того, что помогал тебе, даже если
доживу до тысячи лет, что в моём положении вполне реально.
Кабал по-прежнему игнорировал его.
— Более того, зачем бить по замку, если монтировкой можно поддеть сам ящик? — Он
пригляделся к царапине. — Слишком тонкая для монтировки. Замок уже вскрывали.
— В-пятых и в-последних, и думаю, это важнее всего, я не буду принимать твоё предложение,
потому что ты проиграл пари.
Кабал с возрастающим ужасом наблюдал за тем, как Хорст залез себе в карман жилета и достал
пару блестящих отмычек. Он протянул их Кабалу, другой рукой доставая из внутреннего кармана
знакомый лист пергамента. Встряхнув, он открыл его и повернул лицевой стороной к Кабалу.
Это был один из контрактов. Он не был подписан.
Кабал почувствовал, что его не держат ноги, и тяжело осел на пол.
— Хорст, — сказал он, — что ты натворил?
— Я убил тебя, брат. Точно так же, как ты меня. Хотя мне нравится думать, что в моих
действиях есть хотя бы капля благородства.
Кабал не мог оторвать взгляд от документа.
— Когда ты это сделал?
— Я вскрыл твой ящик и украл его около десяти месяцев назад.
— Десяти месяцев? Он был у тебя десять месяцев?
— Как раз тогда я заметил, что ты никогда не считаешь контракты, только отмечаешь их в
своей дурацкой тетрадке, а галочку подделать легко. Ты был уверен, что контракты никуда не
денутся. Уверенность, как выяснилось, когда я попытался добраться до них, оправданная: этот замок
невероятно сложно вскрыть. Попыток десять ушло.
— Не стоит экономить на качестве, — еле слышно сказал Кабал. — Почему? Почему ты это
сделал?
— Когда это всё началось, все те люди, что подписывали твои контракты, очевидно, попали бы
в Ад в любом случае. Я ничего не имел против. Но иногда ты почти был готов снять колпачок с
ручки, чтобы получить подпись какого-нибудь бедолаги, единственный грех которого в том, что он
малость туповат или наивен. Да, я знаю, что в твоём понимании это тяжкий грех. Но не для меня. Мне
приходилось подключаться и отвлекать тебя более подходящим клиентом. Тогда я и решил, что мне
не помешает иметь некоторое преимущество.
— И ты украл контракт.
— И я украл контракт.
— Но как это изменило бы моё поведение, если я не знал, что он у тебя? Какой толк от угрозы,
если её не делать?
— Этим мы и отличаемся. Я и не думал угрожать. Если бы мы приехали сюда, и я бы убедился,
что ты всё делаешь правильно, я сам бы достал тебе последнюю подпись. Даже в таком месте, как
Пенлоу пара подходящих клиентов найдётся. Когда же ты забрал душу той девушки из зала с
автоматами...
— Нии Уиншоу, — тихо сказал Кабал.
— Ну, хотя бы имя её помнишь. Да, у Нии Уиншоу; всё было кончено. Я перестал надеяться. Я
понял, что тебя уже не исправить.
— Сейчас уже точно нет, — сказал Кабал беззлобно. — По приказу самого Сатаны у меня
жестоким образом отнимут этот бренный мир, и я проведу остаток вечности в кипящей сере или меня
будут колоть вилами или ещё что, столь же скучное. Спасибо тебе, Хорст, удружил.
— Мне жаль, Йоханнес.
— Ещё бы.
— Нет, не того, что я сделал. Мне жаль, что всё сложилось таким образом. Всё это не оставило
мне выбора. Мне искренне жаль. Если тебе это поможет, я верил, что до последней секунды тебя ещё
можно было спасти.
— Спасти? От чего? Как оказалось, единственное, от чего мне и вправду надо было спасаться
— это мой собственный брат. Исправить? Ты говоришь это так, как будто я нуждаюсь в исправлении.
Не достать ли тебе бубен и не начать приплясывать, когда ты начинаешь так говорить?