Выбрать главу

обитатели сада сыты, с ними меньше проблем.

Он открыл ворота и вошёл внутрь, Деннис с Дензилом — за ним. В клумбах начали шептаться

множество тонких голосков:

— Это Йоханнес Кабал! Йоханнес Кабал! Он вернулся!

Деннис с Дензилом, скрипя клоунскими лицами, в недоумении переглянулись. Кабал

остановился на углу дома и указал на тропинку, что огибала дом сбоку.

— Вы двое. Ничего личного, но я не позволю паре неуклюжих ходячих катастроф ронять куски

мяса на персидские ковры. Там вы найдёте себе укрытие. Ваш новый дом.

Глядя как они медленно пошаркали прочь, он подумал, что теперь (и уже не первый раз) у него

в сарае будет жить нечто отвратительное. Ворона шумно опустилась на стену и с живым интересом

посмотрела на клумбы. Она искала себе лёгкую закуску, и рассматривала шепчущихся существ как

конкурентов.

— Я бы на твоём месте не стал, — предупредил Кабал птицу, пока искал ключ на связке. —

Мой сад — это исправительная колония для малолетних склонных к преступлениям эльфов. Откуда,

по-твоему, те кости взялись у ворот?

Ворона посмотрела на него, вскинула голову и продемонстрировала ум, из-за которого её вид

занесён в списки вредителей по всему миру. Она захлопала крыльями и приземлилась на небольшой

портик над входной дверью, на безопасном расстоянии от эльфийских дротиков и рогаток. Вороны не

просто отличаются благоразумием. Это их единственная черта.

Входная дверь почти бесшумно отворилась. Внутри было темно; все шторы были задёрнуты,

все ставни закрыты. На коврике под ногами валялась какая-то почта, что было неудивительно; у него

был долгий разговор с садовым народцем насчёт посетителей, которых можно впускать, с

использованием дидактических карточек и "холодного железа". Удивительно было, что один

проспект, рекламирующий патио каким-то образом проник внутрь. Перевернув проспект, Кабал

обнаружил лихорадочно накарябанную надпись: "Они зажали меня в угол ради бога помогите". Он

смял его в комок и бросил в корзину для бумаг. На что ему сдалось патио?

Он поставил саквояж на стол в прихожей и втянул носом воздух. Затхлый и сыроватый, но он

думал, будет хуже. Дом он проветрит завтра, а сейчас нужно всё подготовить в ожидании гостя. С

чего бы начать? Огонь не помешает, ещё и начнёт разогревать помещение. Камин в гостиной был

чистый, правда, немного пыльный — такой же, как и до его ухода. В ящике он нашёл достаточно угля

и растопки. Дерево на ощупь было холодным и сырым, и Кабал сомневался, что оно займётся само по

себе. Взяв немного бумаги, что была под рукой, он подложил её под дерево и насыпал сверху угли,

зажёг спичку — типа "Люцифер" кстати — и поджёг бумагу. Сел, скрестив ноги на ковре, и стал

наблюдать, как пламя изгоняет из дерева сырость, как растопка начинает обугливаться и наконец,

гореть. Немного подуть, чтобы подбодрить зарождающийся огонь, и Кабал выпрямился, довольный

результатом. Он бы пожарил булочек или блинчиков, но ничего скоропортящегося в кладовой не

было; надо будет обновить заказ у бакалейщика. Он вытащил блокнот, открыл его, послюнявив

кончик тонкого карандаша. Может, чаю тогда? Он поди выдохся, но пить можно. Он начал писать.

Внезапно в комнате заметно похолодало, и он понял, что чай подождёт. Его гость пришёл чуть

раньше, чем ожидалось. Из темноты в углу выступил Старикашка. Он откашлялся, разбрасывая

столько слюны, что даже верблюды сочли бы это невежливым.

— Я всё думал, когда же ты объявишься, — сказал Кабал, не поднимая глаз от блокнота, в

котором составлял список дел.

— Его Всемогущество не в самом лучшем расположении духа, — с серьёзным видом сказал

Старикашка. — По правде говоря, он как обычно рвёт и мечет

— Отлично. Если он испытает хотя бы малую часть той боли и разочарований, что я испытал за

этот год, я буду счастлив.

— Он говорит, что ты его обманул.

— Ничего подобного я не делал. Скажи ему, что если он продолжит распространять подобную

клевету, то получит резкое письмо от моего адвоката.

— Но все адвокаты служат ему.

— Тогда пусть почитает в словаре про тех, кто роет другим ямы, и примет успокоительное.

Наши дела с ними окончены, и я его не обманывал.

— От тебя требовались те девяносто девять душ, что ты сумел собрать. Ты обсчитал его.

Говорю тебе, он не в лучшем расположении духа. Ты нажил себе врага.

— Он враг всему роду людскому. Это его работа.

— Ты понял, что я имею в виду. Личного врага. Слушай, Йоханнес, мы давно знакомы,