— Ну хорошо, — сказал он, — о чём мы там договорились?
— Дело прошлое. У тебя был шанс, и ты его упустил. — Он уставился в облепленное мухами
окно фургона. — Слушай, мне не очень-то хочется марать о тебя руки. Было бы ужасно неудобно.
Почему бы нам не попробовать ещё раз?
Через двадцать четыре часа Кабал и Джоуи Гранит вернулись. От манжетов и воротника Кабала
всё ещё поднимались тонкие струйки дыма, а лицо было измазано в саже. Выглядел он недовольным.
Накануне пожар причинил ущерб не только имуществу, но и достоинству Кабала. Когда он
пробудился от тяжёлого сна, то обнаружил, что неизвестное лицо или лица не только облили
бензином рельсы, на которых стоял состав, включая вагон-контору, где он ночевал, но и заложили
дверь засовом снаружи, а это уже граничило с открытым вызовом. Как раз когда он обдумывал, какое
из окон лучше разбить, послышались удар, треск, скрежет, и дверь открыл Хорст.
— А ты знаешь, что дверь заперли? — с участливым видом осведомился он.
Кабал оттолкнул его и соскочил вниз, на гравийную насыпь.
— Вы двое! — закричал он в сторону кабины, — Ходу! Быстрее, будьте вы неладны!
Деннис и Дензил посмотрели друг на друга. Они практически начали подозревать, что что-то не
так, ещё когда пламя объяло поезд, но им не хотелось поднимать шум, привлекая к этому внимание.
Дензил собирался сказать Деннису, чтобы он разводил пары, но заметил, что у того горят волосы. Это
сразу же вызвало у него смех, или, по крайней мере, леденящее кровь гоготание, заменявшее Дензилу
смех в последнее время, с тех пор как лёгкие в его груди окончательно ссохлись. Деннис нахмурился,
почесал в затылке, и огонь перекинулся ему на руку. Дензил загоготал с новой силой.
Так бы и остались они там, если бы огромный паровоз, решив "делу время, потехе час", не
тронулся с места с чудовищным рёвом взбесившейся железной конструкции. Кабал и Хорст с
удивлением смотрели, как локомотив начал медленно пятиться по путям. Все языки пламени,
встречавшиеся на его пути, засасывались под его днище и стремительно гасли, теряя силу. Не прошло
и минуты, как нигде не осталось и огонька, за исключением топки паровоза — топки, ещё за десять
минут до того стоявшей холодной и сырой. Теперь же она гудела как пекло. Братья Кабал
переглянулись, — ещё много чего в их балагане оставалось для них загадочным и непонятным.
Вот что случилось тогда. Теперь Йоханнес Кабал и Джоуи Гранит стояли перед Билли
Батлером, не говоря ни слова. За них говорил запах дыма.
Батлер улыбнулся гадкой улыбочкой.
— О, да это же... – фраза оборвалась на полуслове, как это обычно и случается с
предсмертными речами
— Джоуи, апперкот, — приказал Кабал.
Джоуи Гранит провёл апперкот, полный превосходного математического расчёта и высокого
боксёрского мастерства, настоящий шедевр красоты и хореографии, которым могли бы долго
восторгаться те, кому нравиться смотреть, как другие люди вышибают друг из друга дух и к тому же
такой сильный, что мог бы сорвать с фундамента небольшое здание. Всё вплоть до здания местной
библиотеки упало бы наземь. Билли Батлер, несмотря на лишний вес, был в другой весовой
категории. Каким-то чудом его голова осталась на плечах, зато не было никаких сомнений в том, что
полиция начнёт расследование задолго до его возвращения на землю.
— Пойдём, Джоуи, — сказал Кабал, когда Батлер скрылся за облаками.
Они быстро пересекали ярмарку Батлера: его люди выкрикивали оскорбления, но не
приближались, туда-сюда бегали охваченные предсказуемой паникой женщины. Кабал и Джоуи
демонстративно не обращали внимания на вопли и крики, и вскоре пришли к дороге на Мёрсло.
Пройдя полмили, Кабал остановился.
Его кое-что беспокоило. Мысль о предсказуемой панике. Чуть ли не отрепетированной.
Он мог поклясться, что несколько женщин выкрикивали нечто невразумительное, а мужчины
махали кулаками и ругались. И кажется на каком-то древнем языке.
— Ты задумался, старина, — с лёгким любопытством сказал Джоуи. — В чём дело?
— Я возвращаюсь, — решительно сказал Кабал.
— Да ну? Зачем?
— Здесь что-то не так. С этой ярмаркой что-то нечисто.
— Помимо того, что её владелец сейчас где-то на околоземной орбите?
— Да. У меня есть шестое чувство, которое подсказывает мне, когда меня дурачат.
— Я слышал о таком. По-моему, называется "клиническая паранойя".