Такого просто не могло быть, чтобы балаган по прибытии в тот же вечер был готов к приёму
публики. Тем не менее, ценой небольших хлопот и времени меньшего, чем требуется, чтобы достать и
разложить стол для пикника, балаган со всей мишурой, с тридцатью аттракционами, палатками,
каруселями и выставками горел огнями и был готов открыться. Никто не мог объяснить, как они это
сделали; так получилось, что двести пятьдесят граждан, собравшиеся на станции, в это время
смотрели в другую сторону. Все одновременно подскочили от неожиданности, когда за их спинами
заиграла каллиопа, обернулись и почти одинаково сказали "О-о-о-о-о!" Кто-то на одну "о" поменьше,
кто-то на один восклицательный знак побольше.
— Специальное предложение в честь открытия! — крикнул высокий бледный брюнет с
соответствующей харизмой, в то время как его брат, долговязый блондин с бледным лицом, который,
казалось, всегда употреблял улыбку только в качестве оружия, стоял позади, сложа руки. — Вход
бесплатный!
Честные граждане Пенлоу-на-Турсе были воспитаны на истине, что отказываться от подарка
неприлично, поэтому вежливо встали в очередь под разноцветную полированную деревянную арку с
лампочками. Барроу шёл вместе со всеми, пока не оказался прямо под аркой и посмотрел вверх. На
секунду ему показалось, что там написано "Оставь надежду, всяк сюда входящий", но в следующий
момент она уже точно гласила о том, как тут, там и повсюду разные коронованные особы называли
этот балаган идеальным досугом для тех, у кого от роду богатые родители и бедная наследственность,
— в некоторых углах провинции это якобы считалось хорошей рекламой. Барроу решил, что ему
показалось, но его подсознание пыталось что-то ему сказать. Он вошёл внутрь, предупреждённый и
вооружённый.
Йоханнес Кабал, некромант и, поневоле, балаганщик, смотрел на толпу и заметно нервничал.
Сегодня был их предпоследний вечер, и дела шли... как-то не так. Он не мог понять, что именно было
не так. Толпа держалась плотно и переходила от палатки к карусели, от карусели к аттракциону, как
огромная семья. Кроме непрерывной игры каллиопы и бодрых выкриков зазывал не было слышно ни
звука. Люди просто останавливались, смотрели и шли дальше. Маленькая сенсация произошла, когда
кто-то купил у лотка сахарное яблоко.
— Что с ними такое? Я думал, что я теперь буду героем. Почему они такие подозрительные?
Рядом появился Хорст, хотя секунду назад его определённо здесь не было.
— Они побаиваются. Может я и дал им объяснение ситуации, но это не значит, что оно
пришлось им по нраву. Это место напоминает им, что случилось нечто недоброе, нечто
необъяснимое, из ряда вон выходящее. Посмотри правде в глаза, Йоханнес. Сомневаюсь, что здесь
происходило что-нибудь необычное с тех пор, как давным-давно какой-то прохожий крестьянин
подумал, что неплохо бы основать город на этом месте. Видел, сколько шуму подняли из-за сахарного
яблока? Продавай мы заливное из язычков жаворонка, они и то так не удивились бы. Возможно, здесь
нас ждёт неудача.
— Неудачи быть не может. Это последняя остановка. Две души. Нужнодобыть две души, или
вся эта затея — пустая трата времени.
— И девяноста восьми душ.
— Девяноста девяти. Мы поспорили на мою жизнь.
Хорст резко на него посмотрел.
— Что? Ты ничего об этом не говорил!
— Как это ни странно, но я не любитель распространяться о подобных вещах. Какая разница?
Если я не верну себе душу, то не смогу продолжать исследования.
— За тобой тянется след из метафизических катастроф, ты превратил невесть во что свою
жизнь, мою жизнь, жизнь всех тех, кого ты сгубил за восемь лет и тридцать семь дней, что я
проторчал на кладбище, а теперь решил замолвить словечко ещё за сотню? И ради чего?
— Сам прекрасно знаешь.
Хорст в бессилии покачал головой:
— Нет, не знаю. — Он начал трясти пальцем перед лицом брата. — Я раньше знал. Я тебе даже
симпатизировал, такой я идиот, и видишь, что со мной стало? А ради чего теперь? Я не знаю. Думаю,
и ты не знаешь. Ты продолжаешь жить так только потому, что если бы ты остановился и спросил
себя: "Как же так, Йоханнес, почему я стал для всех распоследней сволочью?" — думаю, ты не смог
бы дать себе честный ответ.
Кабал разозлился и откинул руку Хорста в сторону.
— Плевал я, что ты там думаешь. Мне в высшей степени безразлично твоё мнение.