— Мы ещё поговорим, — бросает Руслан, Док смотрит на него с непониманием и уводит меня.
Уже в приёмной мужчина спрашивает, как я справилась, всё ли успела, как прошёл день. Я отвечала на вопросы по мере поступления, сидя на кушетке и стараясь держать лицо, чтобы не выдать всех своих чувств и эмоций. Не болит внутри, говоришь, Мила? Ещё как болит.
Спрыгивая с койки, я зашипела, почувствовав, как в ноге отозвалась резкая боль. Не то чтобы очень больно, но было ощутимо.
— Что с тобой? — Док подошёл ко мне и заглянул в глаза.
— Показалось, наверное. Резко встала на ноги, — сделав шаг к выходу, в ноге снова появилась боль. — Хотя не показалось.
Как выяснилось, крошечный осколок, который я не заметила, прилетел в ногу, и, встав, я лишь загнала его дальше под кожу в оголённом месте выше кроссовка и ниже брюк. Да, я подворачивала брюки. Мне так было комфортно, мне так больше нравилось. Кто ж знал, что мои вкусы сыграют со мной злую шутку?!
— Ложись на живот, сними обувь и подними штанину, — я сделала всё так, как сказал Филипп. Он минут десять вытаскивал осколок под белым светом лампы и увеличительным стеклом, аккуратно делая надрез, заранее обработав кожу вокруг раны. Неприятное копошение под кожей заставляло меня чуть ли не дёргаться. Но вскоре осколок валялся в мусорном ведре, а я была с перевязанной лодыжкой.
— Спасибо, Фил.
— Почему он разбил стакан? Что ты уже успела сказать или сделать, чего Патрон не вытерпел?
— Я вообще с ним не разговаривала, просто делала свою работу. Он пытался вытянуть из меня хоть слово, но я не могла ничего сказать. Если бы открыла рот, то одним осколком не отделалась бы, — грустно улыбаюсь, зашнуровывая кроссовок.
— Это неуважительный тон, Йола. Я знаю, что ты стараешься придерживаться правил, но это ты не могла не знать. Док смотрит на меня в ожидании ответа на его правду. Да, я знала, что не отвечать на вопросы Патрона или Мастера — дурной тон, но не хочу я с ними разговаривать. И это Док тоже знал. Только вот причину я так и не раскрыла, хотя очень хотела. Может, пришло время?
— Ты прав. Я специально не разговаривала с ним, потому что не хотела. После того, что он сделал… — я закусила губу, сдерживая всхлипы. Глаза слезились, но я просто потёрла их, как маленький ребёнок после сна.
— Ты можешь мне всё рассказать, ты знаешь это. Я — не твои товарищи по команде, которые не должны чего-то знать. Йола, ты всегда можешь выговориться мне. Клянусь не осуждать и помочь тебе хотя бы на словах, — можно ли ему доверять? Не знаю. Здесь вообще никому нельзя доверять. Но я же не буду говорить в красочных подробностях о том, что меня тревожит, верно?
Решено.
— Меня купили сюда. Обставили так, будто я сама сюда захотела приехать, заманили деньгами и кучей возможностей, пообещав всё золото мира, грубо говоря. А я поверила, как последняя дура, доверилась мало знакомому человеку, и теперь вот что из этого вышло. Я — заложница Лагеря, подсевшая на Игру, как на наркотик. А ведь я просто хотела заработать денег и свалить. Меня купили, я даже не помню, что было написано в договоре, потому что что-то подсыпали, подстроили всё так, чтоб я сама захотела. С одной стороны — моё добровольное решение, я сама пришла к этому, сама согласилась на предложение принять игру. С другой стороны — меня подвели к согласию, обернув всё так, что никто никого не заставлял. На самом же деле, надавили на больное место, дёрнули за нитки, как ту марионетку, и привезли сюда.
***
Поздним вечером того же дня я стояла на стрельбище, постоянно смахивая непрекращающиеся слёзы. К моему удивлению, слёзы дарили покой. Я не рыдала, не кричала, не задыхалась, нет. Солёные дорожки обжигали холодом мои щёки, подбородок, шею. Как камень упал с плеч. Высказавшись Доку, ничего при этом не уточняя, я почувствовала некую внутреннюю свободу. В грудной клетке больше не было той тяжести, которая была сом ной на протяжении всех этих дней.
Хоть я и устроила себе выходной, после работы в лазарете и приёмной мне захотелось ещё больше выпотрошить всё. Только не из себя. Из манекенов и мишеней. С меткостью у меня были проблемы, но не существенные. В свою цель я попадала, а вот с центрами или местами по близости с ними была дилемма.