Внутри было пустынно. Слева от двери ее встретила статуя Юй Шэня. Даже спустя столько времени его взгляд, воплощенный в металле, внушал ей трепет. Она мысленно поздоровалась с ним, виновато склонила голову и знакомым маршрутом двинулась в дальний зал.
Со стен на нее глядели фотографии, портреты, чеканные изображения на металле и барельефы людей, модификатов — с именами, датами жизни под ними. По пути ей встретилась Анита — смотрительница Зала, пожилая полненькая женщина с собранными в тугой пучок волосами, переехавшая в Атлантис с одного из островов Полинезии.
— К своим? — спросила она, тепло улыбаясь.
«Какой же приятный, обволакивающий голос у нее!» — в очередной раз подумала Йона и кивнула.
— Да, — сказала она и вздохнула — неожиданно для себя: ей не хотелось подавать виду, что у нее внутри на самом деле, хотелось выглядеть бодро и непринужденно.
— Хорошо, — сказала Анита и проводила ее взглядом, потом подошла к лестнице и начала подьем. Она знала, что Йона будет плакать у изображения матери и Маркуса, говорить с ними— и не хотела никак мешать ей в этом.
Йона прошла большую, мужественную статую Анвара, занимавшую центр здания — он стоял в полный рост в своей одежде кока; в левой руке он держал свою поварскую шапочку, а правой загораживал ребенка, отдаленно напоминающего Джека — это был Бату, который в этой композиции символизировал всех детей Атлантиса.
Йона дошла до последнего зала, прошлась влево двенадцать шагов и остановилась у большой фотографии мамы с папой. Мама на ней была в своем извечном сером комбинезоне, со своей такой узнаваемой улыбкой, будто она знала, что именно ты скрываешь. Такой и запомнила она ее, именно такое ее изображение она попросила найти Орди в своей памяти. За ней был отец — он тоже улыбался, едва-едва, глаза его излучали теплоту и нежность — как в ее воспоминаниях. Руки отца обвились вокруг мамы. Это было смоделированное фото, но тем не менее, оно было для нее самым настоящим — именно такими она их запомнила, именно такими они всегда всплывали в ее воспоминаниях.
Йона подошла к портрету, привстала на цыпочки и коснулась фото. После чего заплакала.
— Как ты, мамочка? — сказала она. — Привет, папа! Бережешь ее?
Больше ей это не казалось странным, как в первый раз — что она разговаривает с умершими, разговаривает даже не с их прахом, а изображением. Вспомнился разговор, когда она решала, что делать с мамой:
— Что мне делать, Орди, скажи?
— А ты как хочешь?
— Я не хочу ее кремировать! Я хочу похоронить ее… здесь… в поселке… если мне позволят… или увезти ее в Атлантис и предать океану. Как его… — Йона замерла, вспомнив о Маркусе. — Мне… я… звучит, наверное, глупо, но я хочу приходить к ней… на могилу.
— Почему глупо? Это естественная потребность вашего вида.
— Вашего вида?.. — слабо улыбнулась Йона. — Значит, все-таки я — человек, раз испытываю такое… — взгляд Йоны выражал благодарность.
— Кто сказал, что ваша эволюция прекратилась? — бодро произнес Орди. — В твоем случае она немного ускорилась благодаря причинам, возникшим, по-сути, благодаря вашему же виду.
— Немного, значит, — произнесла Йона.
— Да, совсем чуть-чуть, — сказал Орди.
Йона рассмеялась, и где-то в ветках послышался шорох — вверх вспорхнула стайка мелких птах…
Йона утерла слезы и затихла. Теперь океан стал местом вечного покоя для мамы. Для нее и для Маркуса, чей барельеф был прямо под фотографией родителей. Сначала там было реальное изображение, но видеть его настоящего было очень больно, и она попросила убрать все — даже имя и дату. Ее просьбу исполнили, и это место пустовало около трех месяцев. Потом она попросила вернуть, но без фото, просто имя и дату. Потом согласилась на барельеф…
Она всегда могла поговорить с ними здесь, они всегда были рядом. Йона снова заплакала и начала изливать им душу…
***
Йона вышла час спустя. Постояла на свежем воздухе и, отдышавшись, подошла к храму, украдкой заглянула внутрь. Шла служба. Люди и модификаты сидели на скамейках, числом чуть больше сорока. Гийом в неброском, но красивом одеянии, раздавал что-то подходившим прихожанам, обмакивая в чашу, а прислуживали ему Эней — модификат, и Орди — теперь Брат Орди.
Она отошла от двери. Снова захотелось побывать в полисе, повидаться с Деборой, семьей Маркуса. Так было каждый раз, когда она возвращалась. И каждый раз она понимала, что ей снова это не удастся. С ними она не виделась вживую целый год, общаясь только видеозвонками. Дебора таки поступила на робототехника, и многие теперь отмечают ее выдающиеся способности в этом направлении. Новая жизнь Хесуса и Лусии в полисе, нескладная и непривычная в первый год, в итоге наладилась, а Уго, поначалу увлеченный военной службой, уже через полгода потерял к ней интерес, и решил как брат, теперь уже по-серьезному, стать оператором полета транспортной и гражданской авиации. Йона вздохнула: жаль, что паузы между операциями такие недолгие, скоро снова в путь на выполнение задач. И снова она надеялась, что вот уж в следующий раз точно удастся побывать в Sath Urels…