Оливер. Неужто?
Самуил. Конечно!.. Я еще больше вам про него расскажу: жену он не иначе называет как самыми скверными словами, и нисколько не стесняясь, - словно её не Молли, либо Долли зовут... Детям же y него других имён нет, как только щенки да ублюдки, будто так тому и быть должно. Однако, что же это такое со мною? Давно чувствую, что меня что-то за штаны тянет, a совсем забыл про эти вот две кочерги... Он тоже из Лондона... Ведь здесь только то и хорошо, что из Лондона.
Оливер. Как и всё, что привезено издалека... Только скажи по совести, Сэм, неужто не все равно, чем огонь мешать, - здешней-ли кочергой или привозной?
Самуил. Все дело в том, с какой стороны посмотришь на вещь, то есть, с какой точки зрения на нее взглянешь... Сейчас ты совершенно справедливо говорил, что, - особенно для знатных дам, - только то и хорошо, что является издалека...
Оливер. Не для одних знатных дам... Для их приближённых горничных тоже.
Самуил. A что, Ральф, y вас пиво от грозы не прокисло?
Ральф. Нисколько. Оно до сих пор таково, каким и надо быть пиву.
Самуил. Ну, так идём со мной; я тебе укажу самый лучший способ, как им напиваться: я этому на прошлой неделю в Лондоне научился.
Ральф. В самом деле? Посмотрим, посмотрим.
Самуил. Да, самый великолепный способ, и всякому человеку знать его очень полезно. В Лондоне пьют, становясь на одно колено; это называется посвящением в рыцари.
Оливер и Ральф. Должно быть, штука чудесная.
Самуил. Идемте же. Я покажу вам по порядку, как это делается (Уходят).
СЦЕНА II.
Комната в том же замке в окрестностях Йоркшира.
Входить Жена.
Жена
Что с нами будет? То последнее, чем мы
Ещё владеем, скоро испарится,
Как водный пар. Без воздержанья муж,
Он в расточительстве погряз, теряя
Чужое уважение к нему,
Отцовское наследие спуская,
По воле неба издавна ведётся,
Что нищета рождается беспутством.
Казалось бы, другое ожидалось
От мужа моего, ведь с юных лет
Он проявлял совсем иные свойства.
Теперь вся жизнь его в игре проходит,
Метание костей, другое буйство,
Ночное пьянство вот его забавы.
Ложится спать не прежде, чем напьётся.
Достойно ли прозвания его,
То, как живёт он? Совместимо ль это
С тем уважением, какое знали предки?
Не сходится теперь приход с расходом.
Ещё не всё, однако. Огорчает
Меня то более всего, что он,
Когда о проигрышах рассуждает
Своих, на невезенье жалуясь в игре
И на расстройство дел его нестройных,
Раскаянья не ведает совсем,
А только в лютом бешенстве ругает
Постылую судьбу, что скудость средств
Не позволяет жить ему, как прежде.
Когда он после новой неудачи
Сидит, скрестив свои худые руки
И мрачно взор потупив, на него
Смотреть противно; кажется тогда он
Чудовищем каким-то окаянным.
Походка y него такою стала,
Что можно посчитать, что у него
В груди не дух, а будто бы земля
Могильная, какая его давит.
Да, он не только покаяния не знает
В своих предосудительных поступках,
Какие раньше часто совершал,
Но злится сильно, что доходов недостаток
Ему привычной жизни помешает
Постыдный образ далее вести...
Ужасная тоска! Скорбь неземная!
Вот он идёт. Теперь ж, что б не случилось,
Заговорю, как следует, я с ним
И всё мне рассказать его заставлю...
Насколько можно, в душу к нему влезу.
Входит муж.
Муж
Удар последний будет пусть ослом!
Он отнял ангелов злачённых легион!..
Я проклят роком, проклят божеством!
Меня покинули небесные, земные
Все ангелы... Кто денег не имеет,
Тот проклят в этом мире навсегда!
Увы, то, к сожаленью, слишком верно;
Погиб он, окончательно погиб!
Жена
Супруг мой...
Муж
Самым худшим наказаньем
То стало, что жена есть у меня.
Жена
Молю тебя, коль сердце ты имеешь,
Поведай мне, чем недоволен, милый?
Муж
Пускай в отмщенье за меня тебя
Сам дьявол до гола хотя б разденет.
Причина, следствие где, подлинный объект,
Суть самая моих ужасных бедствий?
Ты, ты и ты!
(Уходит).
Жена
Час-от-часу не легче.
Души и тела нищета его
Растёт всё с каждым днём. Осталось мало
В нём от того, чем он когда-то был,
Что, мнится, будто облик его внешний
Злой дух какой-нибудь вдруг незаметно принял.
Он возвращается.
Муж входит снова.
Сказал мне он сейчас,
Что я виной всему; однако я
Всегда свои надёжно исполняла
Обязанности любящей жены,
И никогда не слышал от меня он
Ни одного из неприятных слов.
Муж ( про себя). Если достоин уважения брак, то и рогатые мужья тоже достойны уважения, потому что не будь брака, не было бы их... Надо же было и мне, дураку, жениться, чтобы разводить нищих! Теперь моему старшему сыну придется или мошенником сделаться, или быть решительно ничем. Иначе, как за счёт глупцов, жить ему будет невозможно, так как y него нет наследственной земли, которая могла бы поддерживать его существование. Закладные, словно поводья, удерживают мои родовые поместья и заставляют меня кусать удила...
Мой средний сын в доносчики пойдёт,
А третьему иль вором быть придётся,
Иль сводником... Но так или иначе,
Всем им троим со временем придётся
Довольствоваться рабским ремеслом.
О, нищета, доводишь человека
Вот до каких глубин! Казалось мне,
Сам чёрт такой работой погнушался
Быть сводником: он слишком, слишком горд,
Он положением своим всё ж дорожит...
О, бедность низкая! Разврат сплошной и гнусность!
О раболепие! Вот бремя нищеты.
Жена
Мой добрый господин, обеты наши вспомни,
Молю тебя, скажи, твоё в чём недовольство.
Муж
В деньгах, в деньгах, в деньгах! Достань мне их, где хочешь.
Жена
Но почему ж я бед твоих причина?
Всем, что имею, - кольцами и прочим
Располагай, как знаешь. Но прошу я
Тебя, как джентльмена чистой крови,
Не для меня, коль я могла утратить
Привязанность твою и уваженье,
Но ради трёх малюток, для которых
Отец ты, постарайся измениться;
Об участи детей своих подумай.
Муж
Ублюдки все они, ублюдки! Слышишь?
Их прелюбодеянье породило.
Жена
Небесный свод свидетель, как мне горько
Выслушивать такие оскорбленья,
Но я и это вынести готова,
Как тысячи других обид терпела.
Ах, вспомни, твои земли уж в закладе,
Ты весь в долгах, а твой надёжный брат,
Что пребывает в университете, ручался за тебя;
Арест вдруг с ним случится? И потом...
Муж
Закончила, распутница? Ты, кою
Я в жёны взял лишь в силу обстоятельств,