Дождь шел весь день и всю ночь. И когда утром следующего дня кошка высунулась из лаза и огляделась, она увидела, что только немногие камни виднелись над поверхностью воды. Кошка стала следить за потоком. Кружащаяся угрожающая вода была всего в нескольких дюймах от их дерева. Дождь ослабел, а потом и прекратился, и скоро вода отступила на несколько дюймов. Удовлетворившись тем, что ее семейству не угрожает непосредственная опасность, кошка вернулась к котятам.
Однако беда была уже рядом. За холмом, чуть выше излучины ручья, доживали свой век две очень старые плотины бобров, к которым неслось подхваченное потоком толстенное бревно. Течение разогнало его, бросило на нижнюю плотину, и старое сооружение не выдержало. Огромные массы воды прорвались. Бревно развило бешеную скорость и с фантастической силой нагруженного товарного поезда врезалось во вторую плотину и буквально отшвырнуло ее в сторону. Гигантский вал понесся вниз по руслу, на пять или шесть футов превышая обычный уровень воды в реке. Это было устрашающее зрелище. Вода вышла из берегов и заливала долину вокруг реки, но даже разлив не ослабил разрушительную силу потока.
Кошка услышала приближение потока, потому что от грохота дрожала земля. Она схватила ближайшего котенка - одну из кошечек - и бросилась с ней к лазу. Действовала она стремительно, но вода оказалась быстрее - с грохотом ударившись о скалу, снесла их корягу, словно ветку, как молотом ударила панически испуганную кошку-мать, вырвала у нее из пасти котенка и унесла обоих навсегда.
Тем временем коряга билась и вертелась в ужасном шквале. Верхняя часть ее, неделями сохнувшая на солнце, была удивительно плавуча, но другая сторона, поглощавшая влагу земли, на которой лежала, тянула вниз. Лаз и само логово оказались погруженными в воду. В этой подводной лодке лежали три утонувших кошечки, а внутрь полого корня, который служил прежде наблюдательным окошком для котят, втиснулся маленький кот, еще живой, насквозь мокрый, испуганный сверх всякой меры, удивительным образом оказавшийся в том единственном месте, где еще можно было дышать. Его глаза были слегка прикрыты, все тело страшно болело от напряжения: он вонзил в дерево когти и так держался за стенки своего ветхого убежища. Раз за разом коряга ударялась о предметы, всплывавшие тут и там на поверхность реки. Она резко опрокидывалась, окуналась в воду, потом снова всплывала. Котенка мутило, рвало, он плакал от отчаяния, но ни разу не ослабил мертвой хватки, с которой вцепился в корягу.
В трех милях вниз по реке от того места, где родился котенок, речка впадала в Чиппиуэй. Корягу, покачивая, несло все медленнее и медленнее. Упала ночь, а в полой коряге маленький кот все еще держался - мокрый, замерзший, слабый, голодный, испуганный, но все-таки живой.
Глава 2
Как только первые лучи утренней зари осветили на востоке небо, сильное течение вынесло корягу в Миссисипи, в низовье того широкого разлива, который известен как Лэйк-Пепин. Маленький кот не замечал всего этого. Его глаза были закрыты, и даже для поворота головы приходилось напрягать все силы. Больше четырнадцати часов он плыл в своем маленьком убежище без малейшей перемены движения, его рвало, лапки оцепенели, голова кружилась.
Виды маленького зверя на спасение были чрезвычайно призрачны. Если бы даже ему удалось безопасно сойти на берег, он, скорее всего, погиб бы, так как не был достаточно опытен, достаточно проворен или достаточно силен, чтобы сразу начать охотиться.
Яркость первых лучей солнца, проникших сквозь отверстие в его убежище, немножко приободрила его, и он попробовал выползти наружу. Хотя от выхода его отделяло каких-нибудь шесть дюймов, прошел целый час, прежде чем ему удалось высунуть голову на открытый воздух. Он чуть приоткрыл заплывшие слизью глаза. При виде воды, окружавшей его со всех сторон, он снова начал дрожать от страха.
Вдруг коряга попала в течение от водослива чуть выше города Альма. Она перевернулась в воде и снова приняла прежнее положение, слегка крутясь и покачиваясь на волнах. Котенок, мокрый и слабый от голода и произвола воды, казался скорее мертвым, чем живым. Он не заметил, что коряга быстро приближается к маленькой гребной лодке.
Мальчик лет двенадцати, сидевший в лодке, следил за поплавком и не замечал корягу, пока она не поравнялась с лодкой. Голову котенка он сразу увидел, но решил, что тот мертв. Однако вдруг маленькая голова поднялась и замутненные глаза приоткрылись.
Реакция мальчика была мгновенной. Провожая корягу взглядом, он смотал леску и бросил удочки на дно лодки, быстро отвязал веревку от большой липы. К тому моменту, когда он выбирал якорь, коряга отплыла уже футов на сто. Умело выгребая, мальчик настиг корягу, перегнулся через борт и ухватился за нее.
При виде человека котенок сделал слабую попытку зарычать, но рука крепко ухватила загривок и осторожно сняла котенка с коряги. Он тихо зашипел, отчего на лице мальчика появилась усмешка.
- Тихо, малыш, тихо, - сказал он мягко. - Как это тебя угораздило забраться сюда?
На сиденье, за спиной у мальчика, валялось старое полотенце, которым он вытирал руки от рыбьей слизи. Он оторвал сухой конец и завернул в него котенка. Потом поднял запеленатого малыша и свободной рукой аккуратно вытер ему глаза, которые тотчас плотно закрылись. Мальчик расстегнул рубашку, засунул за пазуху узелок с котенком и, застегнувшись, начал грести.
Он греб против течения к широкому притоку реки, впадающей в Миссисипи с востока, в миле от города Альма, потом вверх по этому притоку, пока не добрался до перекошенной старой деревянной пристани. Мальчик привязал веревку к одной из свай, сел и достал из-за пазухи котенка.
- Ты в неважном состоянии, китти-кэт, - пробормотал он. - Даже представить себе не могу, что это с тобой приключилось. Как видно, ты долго просидел на этой коряге. Держу пари, ты совсем голодный.
Он нащупал в ведерке какую-то рыбешку и вытащил. Отщипнул кусочек размером с земляной орех и сунул под самый нос котенка.
- На-ка, попробуй!
Котенок только зажмурился. Мальчик покачал головой и потер кусочком рыбы мордочку зверька.
Инстинктивно котенок облизнулся: голод поборол страх и слабость. Он схватил кусочек, и через несколько минут вся рыбка была съедена. Мальчик шарил рукой в ведре, стараясь поймать единственную оставшуюся рыбешку. Поймав, наконец, ее, он обернулся к котенку и улыбнулся. Маленькие глазки сверкали ярко и настороженно, следя за движениями мальчика.
- Ух ты! Какой голодный! - Он раскрыл мокрую ладонь перед самым носом котенка.
Снова малыш жадно ел и потом облизывал сок с пальцев мальчика. Тот держал ладонь перед самым носом котенка, пока щекочущий шероховатый розовый язычок не перестал вылизывать остатки сока. Тогда он снова осторожно сунул сверток с котенком за пазуху, подхватил снаряжение и ступил на ветхий причал.
- Отнесу-ка я тебя сначала в сарай, - сказал он котенку, - и попробую стянуть для тебя немного молока, а потом, может, и вымою тебя и погляжу, на что ты похож.
Мальчик держал путь среди густого подлеска по тропинке, взбирающейся на крутой холм, а с него по склону к старому каркасному дому, сильно нуждающемуся в ремонте. Сарай невдалеке выглядел получше дома. Между двумя строениями стояла забрызганная грязью, местами ржавеющая машина.
- О-о, - пробормотал он забеспокоившись. - Па дома.
Его отец, Эд Эндрюс, страстно ненавидел кошек, причины этой неприязни мальчик не знал. Однако он видел, как отец умышленно пристрелил нескольких. Он не знал, поступил бы его отец так же безжалостно по отношению к беспомощному котенку, но и не собирался проверять это. Бесшумно он стал пробираться вдоль сарая, пока наконец не добрался до двери. Он прокрался внутрь и тихо закрыл за собой дверь.