Першин: «Какое воздействие на Вас оказывали?».
Семенычев: «Меня предупредили, что если я не скажу, как им надо, то у меня могут найти, как у Карватко, и оружие, и все другое. Они искали заговор и пытались навязать мне: скажи, что Карватко у тебя просил алиби».
Першин: «Под угрозой чего у Вас просили такие показания?».
Вмешивается судья: «Свидетель не давал показаний, что ему угрожали».
Першин ставит вопрос по-другому: «Почему Вы подписали показания, не соответствующие действительности?».
Семенычев устало, обречённо: «У меня не было выбора. Мне сказали, что если не будешь делать, как надо, то и у тебя что-нибудь найдем».
Першин: «Вам разъяснили Ваше право явиться на допрос с адвокатом?».
Семенычев удивленно: «Нет».
Першин: «А реально Вы могли прийти на этот допрос с адвокатом?»
Семенычев: «Да меня в тренировочных из дома вывезли!».
Закалюжный, адвокат Роберта Яшина, которого по-прежнему не допускают в зал заседаний: «Сколько человек Вас допрашивали?».
Семенычев: «Два оперативника».
Закалюжный: «Сколько длился допрос?»
Семенычев: «Весь день»
Закалюжный: «Вы читали показания, когда их подписывали?»
Семенычев: «Нет, не читал».
Закалюжный: «Вы имели возможность зафиксировать свои возражения на протоколе?»
Семенычев: «Я вначале писал объяснения своей рукой, но прокурор сказал, что в деле их нет».
Закалюжный: «Присутствие оперативников как-то оказывало на Вас воздействие?»
Семенычев: «Конечно. Оперуполномоченный даже в конце допроса сказал: ну, ты понял, что мы тебе сказали».
Закалюжный: «А Вы вообще читали протокол Ваших показаний на следствии?».
Семенычев согласно кивает головой: «Сегодня читал».
Закалюжный не веря собственным ушам: «Где?!»
Семенычев, не понимая, что вскрывает вопиющее, дичайшее нарушение закона: «В кабинете у прокурора».
Прокурор торопливо, суетливо встревает с вопросом: «Вы говорили, что допрос в отношении Вас длился целый день, а потом сказали, что следователь приехал в конце дня. Кто же Вас допрашивал целый день?».
Семенычев удивлённо: «Как это кто? Оперативники».
Прокурор торопится, спешит, заваливает свидетеля вопросами, чтобы как можно дальше увести суд от повисшего в зале изумления, как мог прокурор накануне суда встречаться со свидетелем, показывать ему бумаги, на что-то настраивать его: «Вы следователю заявляли, что оперативники оказывали на Вас незаконные действия?».
Семенычев насупился: «Нет».
Прокурор обличающе: «Почему?»
Семенычев: «Да он же, оперативник, рядом стоял! Мы же взрослые люди, - оглядывается на зал, - все всё понимают».
Но прокурор остаётся единственным непонимающим: «От Вас требовали дать какие-то конкретные показания?».
Семенычев: «Требовали одного, чтобы я сказал, что Карватко просил дать ему алиби».
Прокурор симулирует тупость: «Почему показания об алиби Вы все-таки дали?».
Семенычев проговаривает чётко, раздельно и громко: «Я не хотел лишаться свободы».
Но прокурора ничем не пронять: «Почему Вы решили, что Вас обязательно лишат свободы?».
Семенычев сдавленно: «Я не маленький ребенок, понимал, чем кончится».
Квачков не выдерживает, взрывается. Он требует прекратить издевательства прокурора над свидетелем. Прокурор с облегчением бросает допрос, переключается на Квачкова, настаивает на немедленном удалении Квачкова из зала. Судья словно обрадовалась подвернувшемуся случаю. Она молниеносно принимает решение удалить подсудимого Квачкова из зала судебных заседаний вплоть до начала прений сторон. Три недели назад точно на такой же неоправданно дикий срок - до начала прений сторон – из судебного процесса, нарушая равенство сторон в суде, круша все законные, конституцией данные права на защиту, судья Пантелеева удалила Яшина.
Понятно, что Найденов с Мироновым, оставшиеся в одиночестве, горячо запротестовали.
Найденов: «Ваша Честь, потворствуя прокурору, так называемому государственному обвинителю, Вы переходите границы полномочий председательствующего суда. Это не дисциплинарные меры, это карательные меры, направленные на нарушение наших прав».
Жаждущий выместить провал и свой личный позор со свидетелем на всех, кто попадался ему под руку, прокурор прицелился теперь и в Найденова: «Считаю, что Найденов оскорбил меня, назвав «так называемым государственным обвинителем». Прошу удалить Найденова до конца судебного заседания!».