— Я не хотела навязывать тебе Эйнара. Я желала тебе добра, — снова заговорила блондинка. — Из семерых детей не так ужь трудно уступить одного. — Она прибавила это с тонкою улыбкой, и эта улыбка как бы придала двойное значение ее словам и внезапно озарила все лицо ее внутренним светом ума и доброты.
— Я была несправедлива к тебе, — с усилием выговорила брюнетка.
— Я это знаю.
На чертах Оттилии сначала появился пытливый вопрос, тотчас же перешедший в безмолвное презрение и сознание своего превосходства. Не стоило и говорить того, что у нее было на уме.
— Покойной ночи, — промолвила она и протянула руку.
Невестка удержала эту руку в своей пристально посмотрела на Оттилию.
— Я верю, — сказала она, — что можно и не будучи помешанной искать избавления в смерти, если жизнь через-чур тяжела.
Впалые глаза Оттилии просветлели, враждебность в их выражении исчезла и уступила место благодарности. Так над ней не тяготеет больше этот позор, ее не считают сумасшедшей!
Холодная рука еще раз почувствовала пожатие другой руки, полной жизненной теплоты и силы.
— Делай, как хочешь, я всегда сумею понять тебя. Только поцелуй моего мальчика и не пугай его.
Обе женщины доверчиво взглянули в глаза друг другу, затем раздался стук захлопнувшейся двери, и та, которая хотела умереть, очутилась одна в коридоре.
«Поцелуй моего мальчика и не пугай его», — отозвалось в ее душе. Какою глубокою материнскою любовью звучал этот голос! Всею беспредельною нежностью матери к своему ребенку... Да, по в нем было и еще что-то...
Деятельная мысль, привыкшая во все углубляться, стала допытываться смысла этой интонации... Не одною только нежностью звучал этот голос: в нем была и отвага, та беззаветная отвага, которая не отступает ни перед каким риском, верит в свое счастье и выигрывает, — что-то родственное с ее собственным характером, с тою лишь разницей, что она поставила все на одну карту и проиграла.
Раздумывая об этом, она отворила дверь в свою спальню, где лежал маленький Эйнар. Она тихо прошла по комнате, чтобы не разбудить его, и стала смотреть в окно. Лунный свет играл на прозрачных узорах гардин, отбрасывая их на ковер в виде легких теней, между тем как тяжелые, темные драпировки по обеим сторонам делали еще более холодным и мечтательным его бледное сияние. Все кругом было окутано какою-то зловещею таинственностью, и внезапно дрожь пробежала по спине Оттилии и волосы ее стали дыбом, как бы приподнятые незримою рукой.
Что это? Страх?... Да, конечно. Но она знала, что сумеет преодолеть его. И долго, долго не двигалась она с места, выжидая, пока все в доме улягутся.
Она накинула на себя пеньюар из персидской ткани, завернулась в него так небрежно, как нищенка завертывается в свои лохмотья, сняла башмаки и надела подбитые мехом туфли, которые могли заглушить звук ее шагов, и затем медленно направилась к двери. Теперь час настал: все в доме затихло.
— Тетя, — раздался шепот с детской кроватки, когда Оттилия проходила мимо.
Она вздрогнула и остановилась: она, наверное, ослышалась! Это просто игра ее возбужденной фантазии. Ведь, Эйнар спит крепким сном.
Она пошла дальше.
— Тетя, тетя, куда ты идешь? — снова раздался дрожащий, робкий голосок.
— Разве ты боишься?
— Да, тетя, мне страшно одному.
— Я вернусь, лежи смирно и тихо.
— Ты скоро придешь, тетя?
— Скоро, скоро.
Эйнар натянул на голову одеяло, и Оттилия скрылась из комнаты.
Ей сказали, что она может делать, как хочет. Этим, конечно, только хотели успокоить ее. До последней минуты ее, все-таки, будут стеречь. Но, быть может, ей удастся проскользнуть незамеченною.
В коридорах было темно, так темно, что надо было знать все закоулки старого дома так, как она их знала, чтобы не натолкнуться на что-нибудь, но она ощупью подвигалась вперед, закрывая порою глаза, как будто так ей легче было пробираться.
На лестнице сделалось светлее от окна, проделанного наверху, но потом ей оставалось еще пройти темный нижний коридор. Ни одного звука человеческого голоса не было слышно во всем доме. Мертвая тишина царила повсюду и Оттилии казалось, что она блуждает по опустелым покоям какого-нибудь замка, уцелевшего от давно минувших времен. Наконец, она ощупала выходную дверь. Она была уверена, что найдет ее запертой, но при первом же толчке дверь подалась, бесшумно повернувшись на петлях... Оттилия была свободна.