– Выпить есть?
– Час дня, – заметил осторожно, окинул меня взглядом и кивнул: – Есть. Дожарю только.
Торчать с ним на улице и слушать его треп не хотелось, я прошла в дом и немного прогулялась по нему от нечего делать. Хороший. Светлый такой, просторный, много комнат с отдельными ванными. Будет где устроить детскую. Я хмыкнула своим мыслям и нашла в морозилке бутылку водки. Достала рюмку и села за стол, тут же налив и выпив, как воду.
– Что с тобой? – спросил Серега, благоухая жареным мясом на всю кухню.
– Думаю, ты знаешь, – усмехнулась, глядя в сторону.
– Останешься? – спросил после паузы.
– Конечно, – кивнула, а на глазах навернулись слезы. – Девочка или мальчик?
– Девочка… есть будешь?
– Его маленькая принцесса… я такая дура, Сережа. Какая же я дура…
– Не надо так, Варь, – сказал тихо и сел рядом, положив горячие шампура прямо на стол. – Никто не виноват, просто так вышло.
– Почему не сказал сразу? Я как идиотка ношусь, думаю, чем помочь, как… а там… семья уже, полноценная.
– Это не мое дело… да и он не велел. Сам, наверное, хотел объяснить, не знаю. Любит он тебя, Варь, что я, не видел, что ли? Просто так вышло.
– Так вышло, – передразнила я его. – Наливай давай. Вышло у него…
Мы молча допили бутылку и съели все мясо. Серега так и порывался что-нибудь сказать, но каждый раз я поднимала вверх ладонь, призывая его к молчанию. Что он мог мне такого сказать, чтобы на душе перестали скрестись кошки? Ничего. Хотелось просто напиться и заснуть в беспамятстве, что я и сделала, предварительно проревев в подушку пару часов. Может, больше.
Каждый вправе выбирать
Эти руки я не спутаю ни с одними другими. Я думала, он снится мне и больно ущипнула себя, но его лицо в нескольких сантиметрах от моего никуда не делось.
– Это ты? – спросила зачем-то, а он приподнялся с подушки и навис надо мной.
– Я, – ответил тихо и поцеловал.
– Не надо, – сказала, отвернувшись, но он развернул мою голову к себе и снова поцеловал. – Рома, пожалуйста, – взмолилась я, отлично понимая, что не в силах сопротивляться.
– Варя, любимая… – прошептал на ухо, а я снова заплакала. – Не надо, не плачь, Варенька, прошу, – все повторял он, стаскивая с меня одежду.
– Ромочка, – всхлипывала я в ответ, обхватив его руками и отлично понимая: не удержу.
Он закрывал мне рот ладонью, когда я начинала стонать, это было так обидно, так унизительно, что я начинала плакать еще сильнее, но остановить его не могла. Это чувство, пожирающее изнутри, было сильнее меня. Я ненавидела его в ту ночь, но продолжала любить. По правде, я больше ненавидела себя. За эту слабость, за слезы, за то, что позволяю ему ломать себя. Я не хотела, чтобы он остановился, я даже простила ему эту руку на своем лице, я готова была простить ему все, что угодно, лишь бы он был со мной. Сейчас, завтра, всегда. Но он оделся и осторожно вышел, бесшумно закрыв дверь. А я снова заплакала, теперь уже в свои ладони, в попытке приглушить всхлипы.
Я проснулась от детского смеха и не сразу поняла, где нахожусь. Помылась, причесалась и вышла из ванной в одном полотенце, с удивлением обнаружив в комнате Сережу.
– Чего тебе? – спросила нелюбезно. Он кивнул на свою сумку у моей кровати, потупил взгляд, а я засмеялась. Громко и истерично. Теперь у меня смех только такой. Серега хмурился и топтался у двери, а я прихватила одежду и скрылась в ванной, продолжая хохотать.
Спустилась вниз и увидела идеалистическую картину: Роман крутит в воздухе дочь, та заливается смехом, а Лиза сидит на диване с чашкой в руке и улыбается.
– Ромочка, кто это? – спросила удивленно, увидев меня.
Рома поставил дочь на пол, та побежала к маме, а он сказал, глядя мне в глаза:
– Девушка Сергея.
– Привет, – улыбнулась она приветливо, а я выдавила ответную улыбку:
– Доброе утро.
Развернулась и пошла обратно наверх, потому что вот-вот была готова разреветься.
– Что это с ней? – услышала тихое Лизино, а Роман сказал:
– Сейчас узнаю, – и догнал меня на лестнице, потащив за руку в комнату. – Выйди, – сказал Сереге, тот посмотрел на него недовольно, но комнату покинул.
– Ромочка, кто это? – спросила сквозь слезы и посмотрела на него взглядом побитого щенка. Рома поморщился и отвернулся, уставившись в стену. – Ну же? – спросила через время.
– Это Лиза, – ответил сухо. – Мать моей дочери.
– Ей где-то два с хвостиком, да?
– Да, – сказал в пустоту, а потом перевел взгляд, полный боли. Голубые глаза смотрели с такой непривычной горечью, что я едва не осела на пол. Ноги стали ватными, а вся язвительность куда-то делась, остались только слезы обиды. – Я не планировал этого, Варь, – он взял мои руки и поднял к своему лицу, начав их целовать. – Я этого не хотел, понимаешь? Но я не могу их бросить.