Я обрадовался — нашел товарищей по работе. (Потом выяснилось, что хитрил Адельсон-Вельский. Его группа продолжала свою работу, и программа «Каисса» вскоре играла в матче с калифорнийской программой Котока-Маккарти). Снова написал письмо президенту Академии наук.
В начале 1965 года мы с Флором отправились на гастроли в Нидерланды, выступали с сеансами, а затем участвовали в юбилейном турнире в Нордвейке — исполнялось 70 лет со дня основания шахматного общества города Лейдена.
Нордвейк — очаровательная курортная деревня на берегу Северного моря. Бесконечный песчаный пляж, дюны, набережная с отелями и, конечно, маяк. Ежедневно, несмотря на холодный февральский ветер, про-топывал я по плотно слежавшемуся пляжному песку несколько километров. Компании почти не было: изредка встретится кавалькада любителей верховой езды. Потом ко мне присоединился югослав Трифунович (Ларсен попробовал, но отказался). Видно, все же прогулки были полезны, я сыграл весьма успешно, а Трифунович был вторым!
Только вернулся в Москву, звонит Шура-Бура: «Мстислав Всеволодович просил передать, что ответа на второе письмо не будет...» Все стало ясно! Но читал ли мои письма президент Академии наук?
7 мая 1965 года отмечалось 70 лет со дня открытия радио А. С. Поповым. На торжество были приглашены иностранные ученые. Звонит мне профессор Ильин (тот самый, с которым двенадцать лет назад мы конкурировали на сравнительных испытаниях регуляторов сильного действия для синхронных генераторов), он говорит от имени знаменитого математика наших дней, автора теории информации Клода Шеннона (США). Американец читал статью «Люди и машины за шахматной доской» и хочет со мной встретиться.
Встреча состоялась в гостинице «Украина», была приглашена переводчица, но дело шло туго — дама не знала специальных терминов и путала. Тогда я пришел на помощь (термины-то я знал), и стало легче... Неожиданно появляется Я. Цыпкин, ом привел другого американского профессора — Лютфи Заде. Заде — иранец по национальности, до шестилетнего возраста жил в Баку и отлично владеет современным русским разговорным жаргоном. Беседа с Шенноном пошла на больших скоростях.
Рассказываю о своих идеях, американцы внимательно слушают. Затем Шеннон предлагает сыграть в шахматы — он познакомился с ними в возрасте 28 лет (Шеннон на пять лет моложе меня). Играет он в силу... современных ЭВМ! После партии он просит дать ему что-нибудь на память. Вслепую восстанавливаю текст партии, расписываюсь и вручаю листок собеседнику...
Шеннон понравился мне — он не потерял юношеской восторженности. Тонкий, стройный, с худым лицом (как у покойного Жолио-Кюри), нервные пальцы...
«Кто вы по национальности?» (Шеннон никак не похож на стандартного американца). Он смущается, но раскрывает секрет: есть и французская, и немецкая, и ирландская кровь!
Тогда он был в Массачусетском технологическом институте. Если хотел — читал студентам лекции, других обязанностей не было. Прощаемся с автором теории информации и вместе с Заде идем в ресторан. За обедом узнаю особенности американской научной жизни: «Почему в СССР основные научные силы в НИИ, а в США — в высших учебных заведениях?»
Заде рассказывает, что в США НИИ принадлежат частным фирмам, и, когда научному работнику за 40 и он не может работать с прежней энергией, фирма его увольняет. Поэтому, как только ученый приобретает известность, он и стремится перейти в университет.
«Да, — говорит Заде, — ваши идеи мне нравятся, но надо как-то еще ограничить задачу».
«Думаю об этом, — отвечаю, — уже и название этому ограничению придумал — горизонт, то есть задача решается в пределах видимости, но самое ограничение еще не формализовал».
«Горизонт — отличное название», — говорит Заде.
Вскоре после этой беседы «горизонт» был найден. Ограничено было время передвижения атакующей фигуры по траектории нападения, или, иначе говоря, длина траектории нападения.
Дополняю рукопись и подумываю: как бы ее опубликовать? Те, к кому я обращался, дали от ворот поворот. Но, может, есть организации и программисты, которые хотели бы работать? Найти их можно было, лишь опубликовав работу; надо заниматься пропагандой новых идей.
Л. Абрамов подсказал: пошлите работу в сокращенном виде в бюллетень ЦШК (Центрального шахматного клуба), В. Симагин опубликует.
Владимир Павлович был редактором бюллетеня; отношения с Симагиным были у нас прохладные, так получалось, что он не раз был секундантом неприятельской стороны в матчах на первенство мира. Был Симагин человеком сумрачным, но порядочным. Рискнул я и отдал ему статью.