— Как вы оцениваете международную обстановку?
— Пессимистически. Мир навечно разделен на два непримиримых лагеря — шахматистов и нешахматистов. — Общий смех.
После ленча г-н Силвермен ведет нас на балкон, и мы присутствуем на очередном заседании палаты; традиции свято сохраняются!
Я вполне оценил гостеприимство шахматных друзей — членов палаты. Очень мило было то, что они не попросили меня играть в шахматы!
Гастроли окончены, и после шестичасового путешествия на голландском теплоходе через Северное море советским спальным вагоном — в Москву.
В конце 1967 года мы со Смысловым направились на международный турнир в Пальма-де-Мальорку. Как это бывает, все было решено в последний момент, Смыслову и Котову (он нас сопровождал) не успели взять транзитной французской визы (испанскую надлежало взять в Париже).
В аэропорту Шереметьево пограничник не выпускает моих коллег за рубеж (нет визы). Возникает спор, подходит полковник, начальник погранохраны — слава богу, он оказался шахматистом, но все равно и он ничего не может сделать. Использую все свое красноречие.
«Ладно, — в сердцах говорит полковник, — поезжайте, вас все равно без виз вернут из Парижа».
В Париже все было просто: девица в пилотке тут же предоставила моим товарищам право провести во французской столице три дня. Получили испанские визы и вылетели на Мальорку.
Турнир был хорош: Ларсен, Портиш, Глигорич, Ивков...
На старте я проиграл Дамяновичу (с двумя лишними пешками!), и лидерство захватил Ларсен.
Условия игры были нелегкими. Жарко, а в отеле, где жили и играли, душно. Постепенно освоились, и спортивная борьба обострилась.
Под конец турнира организаторы решили провести два тура на Менорке; мне это очень не нравилось, но что делать? Полетели.
Гастроли закончены; на море поднялась буря. Нельзя выйти из гостиницы, ветер с ног валит. Менорка — плоский остров, и ветер как на корабле! Сегодня — выходной, а завтра тур и уже на Мальорке, играть надо будет прямо с самолета. Подхожу к организаторам и предлагаю, чтобы участники переехали сегодня.
«Нельзя, мест в самолете нет».
Неожиданно узнаю, что Ларсен с супругой должны улететь тотчас. Ну и ну! Все будут играть после перелета, а Бент после того, как сладко поспит в отеле на Мальорке? Объясняю Глигоричу и О’Келли ситуацию; Светозар вызывается поговорить с Ларсенами. Через минуту он возвращается весь красный: «Лучше бы я не ходил», — ему попало от мадам.
Организаторы предлагают лететь и мне; соглашаюсь, но вместе со всеми участниками. Ларсены уезжают в аэропорт, но, увы, из-за непогоды аэропорт закрыт, они возвращаются. Дипломатические отношения с Бентом прерваны.
Хотя на финише я у него выиграл, все же Бент обскакал меня и Смыслова на пол-очка (в двух последних партиях я был не на высоте положения).
Заключительный банкет. Сидим вместе с местными шахматистами, они, не стесняясь, критикуют Франко; к нам, советским, относятся дружелюбно. Слышу сзади голос Ларсена: «Г-н Котов, нельзя ли через ваше посредство попросить г-на Ботвинника дать автографы?»
Оборачиваюсь, оба мы засмеялись, пожали руки и помирились. Ларсен хорошо говорит по-русски, когда он был в датской армии, его послали в русскую школу.
До глубокой ночи сидим в баре и рассуждаем о разных разностях: и о шахматах, и о политике, и об экономических проблемах, и о шахматной машине. Голландец Доннер сердится, он не понимает, о чем идет речь — Ларсен, Глигорич, Портиш, Ивков, Дамянович знают русский, то Глигорич, то Ларсен ему переводят... Подружились мы тогда со Светодаром.
Глигорич удивительно жизнерадостный и живой человек. В 50 лет он играл в футбол в команде мастеров-ветеранов югославского футбола.
«Светозар, вы же не мастер?» — «Да, но они меня держат, так как я бегаю быстрее!»
Он является одним из немногих зарубежных шахматистов, которые всегда связывают начало партии с планом в середине игры. Позиционное чутье отличное — в 1965 году в Гамбурге он выиграл у меня очень тонкую в позиционном отношении партию. На Мальорке я ре-ваншировался.
На обратном пути в Париж О’Келли «возглавил» группу участников. Мы со Смысловым должны были лететь дальше, а Дамянович и Котов собирались принять участие в одном турнире в Париже. Прилетели в аэропорт Орли и только тогда вспомнили, что ни у кого виз нет (кроме О’Келлн — бельгийцу французская виза не нужна).
О’Келли на своем превосходном французском вступает с девицами в полемику — Дамяновичу и Котову виза нужна на две недели.
«Как вы можете это требовать, вы — француз», — заявляет ему старшая по чину. «Я — бельгиец!» — парирует О’Келли.