Видимо, не ожидавший такого оборота, император, давясь беззвучным смехом, выхватил носовой платок и, боясь уронить свое достоинство в глазах класса офицеров, не прощаясь и заплетаясь шпорами, поспешно вышел. За ним семенил Крузенштерн.
- Что это такое? Ты учился чему-нибудь подобному? - спросил царь в коридоре.
- Эта новость, ваше величество, именуется "история российской словесности". Заведена у меня и у сухопутных...
Наибольшее, однако, влияние на складывавшийся духовный облик Геннадия Ивановича Невельского оказало тесное его общение с молодым астрономом Зеленым. С этих пор Невельской перестал смотреть на астрономию как на какую-то прикладную расчетную науку, необходимую только для ориентировки на море и на суше. Уроки Зеленого будили мысль о беспредельности мироздания. Они учили о многовековой борьбе астрономии с астрологией, с этой таинственной наукой жрецов, с суеверными учениями ее, о тесной личной связи каждого человека с планетами и звездами, о замысловатых туманных предсказаниях гороскопов и их действительной ценности...
Склонный к анализу пытливый ум Невельского за этот год окреп, установился: юноша решительно перестал принимать все сообщаемое "на веру", без тщательной самостоятельной проверки. Он возмужал и созрел, как говорится, "вырос", но, увы, только душевно, и царского повеления не выполнил - не утратил мальчишеского вида и не прибавил ни вершка в росте.
Через год выдающийся по успехам гардемарин Невельской стал обыкновенным мичманом 27-го флотского экипажа, вынужденным за неимением высоких покровителей самостоятельно пробивать себе дорогу в жизнь.
Но лишний год, проведенный в корпусе, расширил и углубил научную подготовку. Еще через год мы видим Невельского в числе слушателей морских офицерских классов; зиму учится, лето плавает и, меняя руководителей, корабли и моря, приобретает необходимый морской опыт. Еще три года рядовой морской лямки - и рядовое же производство в лейтенанты...
И вдруг Геннадия Ивановича Невельского командировали на корабль, на котором приучался к морскому делу второй сын царя - десятилетний великий князь Константин Николаевич. Ему предстояло в будущем командовать флотом, а потому с пеленок он носил звание генерал-адмирала. Пока что, однако, по воле своего воспитателя контр-адмирала Литке генерал-адмирал Константин должен проходить морские практические науки под руководством скромного и знающего лейтенанта Невельского.
- Слышали? Генерал-адмирал плачет, когда приходится выходить в море без "няньки Архимеда"! - подсмеиваются школьные товарищи Невельского, вспоминая данное ему в корпусе прозвище "Архимед", и, конечно, дружно завидуют: мальчик генерал-адмирал растет, не сегодня - завтра он - настоящий генерал-адмирал и министр. Вот когда Архимед пойдет в гору!
Проходит еще несколько лет. На кораблях "Беллона", "Аврора", "Ингерманланд" великим князем исхожены все западноевропейские моря. Ученик уже капитан 2-го ранга, а учитель по-прежнему - лейтенант флота. Они в прекрасных отношениях, но не дружеских, хотя могли бы быть и в душевно близких: Геннадий Иванович пользуется полным доверием мальчика, которого увлек мечтой о далеком Амуре, о величии государства и закреплении и усилении его на Дальнем Востоке. Но Геннадий Иванович не верит в возможность и прочность великокняжеской дружбы, он предпочитает сохранять только уважение к себе и с учеником всегда сдержан и холоден. Такое поведение невыгодно для карьеры... Пусть! Но зато он, Невельской, останется самим собой, что в жизни является основным и главным.
И вот в то время, когда великий князь становится капитаном первого ранга и командиром фрегата "Паллада", предназначенного к дальнему плаванию, когда он ждет только совершеннолетия, чтобы возглавить российский военный флот, капитан-лейтенант Невельской, блуждая по делам из канцелярии в канцелярию по адмиралтейству, случайно узнает о закладке в Финляндии маленького транспорта, предназначенного в дальнее плавание в Петропавловск для снабжения его продовольствием, одеждой, военным и морским снаряжением...
"Жребий брошен", - тут же решает Невельской. Он станет командиром этого судна, возьмет на себя поручение в Петропавловск и, пользуясь случаем, увидит собственными глазами, осуществимы ли на самом деле мечты его жизни...
2. ВЫБОР
Двадцатилетний командир фрегата "Паллада" великий князь Константин Николаевич в своей просторной, комфортабельно обставленной каюте. Здесь трюмо, пианино, несколько мягких кресел, два дивана, софа из двух частей, поставленных под прямым углом, одна вдоль корабля, другая - поперек (удобно лежать при бортовой качке и при килевой), шкаф, набитый книгами, и платяной шкаф, тоже набитый - военными и штатскими костюмами.
Константин Николаевич в прекрасном настроении: работы по подготовке "Паллады" к дальнему плаванию успешно близятся к концу. Он одобряюще смотрит на смущенного Геннадия Ивановича в ожидании услышать то, что эти дни слышали от каждого обращающегося с просьбой: "Ваше высочество, возьмите меня с собой в плавание". Он готов тут же ответить согласием.
- Ваше императорское высочество, - продолжая смущаться и волнуясь, тихо произносит Невельской. - Вам хорошо известно мое отношение к служебным обязанностям в течение почти десяти лет, - он переводит стесненное дыхание...
"Конечно, оставайтесь при мне, - собирается ответить великий князь и приоткрывает рот. - Иметь вас при себе - это и мое желание... вы меня предупредили", - хочет сказать он, но останавливается: вместо просьбы великий князь слышит нечто неожиданное и странное.
- Я буду говорить совершенно откровенно, - продолжает Невельской, ваше высочество, я хочу уйти в дальнее плавание!
- Вот именно это я и имею в виду,- с живостью подхватывает великий князь. - Вы пойдете со мной на "Палладе".
- Нет, ваше высочество, - твердо отвечает Невельской, - я хочу идти один... Хочу идти туда, о чем давно мечтаю... Это мой долг перед родиной.
- Я не понимаю вас, - обиженно говорит великий князь. - Мы оба служим родине... Служба со мною вас почему-то не радует, - и пожимает плечами. Так я понял?
- Ваше высочество, я давно вынашиваю в себе единую мысль и горячее желание послужить родине на заброшенном и забытом Востоке: там и люди нужнее. Между тем возможность послужить там все время ускользает от меня далее и далее. Слабеет решимость, слабеет воля, и я чувствую, что теперь, именно теперь судьба дает мне последний шанс на осуществление мечты многих лет!
- Геннадий Иванович, никак не пойму, чего вы от меня хотите, однако мешать вам ни в чем не собираюсь!..
- Ваше высочество, я, конечно, и не жду от вас какой-нибудь помехи, наоборот, я жду вашей помощи - я хочу получить в командование строящийся транспорт "Байкал".
- "Байкал"? - Константин Николаевич широко раскрывает глаза. - Странная просьба, Геннадий Иванович, - назначение на транспорт, кроме больших хлопот и неизбежных неприятностей, вам решительно дать ничего не может. Объяснитесь поподробнее.
- Слушаюсь, ваше высочество. Разрешите, - Невельской развернул карту восточной половины Азии, от Байкала до берегов Северной Америки.
- Извольте взглянуть сюда, ваше высочество, - он провел карандашом по Сахалину, гряде Курильских и Алеутских островов и вдоль побережья Америки, от северной ее оконечности к югу до Сан-Франциско. - Эти места требуют заселения и укрепления для того, чтобы обратиться в мощную первую линию наших крепостей в Тихом океане. Недаром плавание вдоль густой цепи островов местные мореходы остроумно называют "идти по-за огороду"; этот естественный частокол из островов представляет собой непроходимый барьер для любого неприятеля. Другими словами, ими мы легко можем закрыть выход из Тихого океана к нашему на десятки тысяч верст открытому северному побережью... За стеной островов мы неодолимы!..
- Я все это от вас слышал неоднократно, - тоном упрека прервал Невельского великий князь.
- Я умоляю вас, ваше высочество, выслушайте терпеливо мои доводы. Я хочу, чтобы вы их не только знали и поняли, но приняли бы их и уверовали, как верую я! - горячо воскликнул Невельской.