Выбрать главу

Как я понял чуть позже, обоюдная выгода — это когда выгодно двоим. То есть собираются полные залы народу, а выгодно в результате нам с отцом. Ну а ради такой выгоды стоит постараться, согласны?

И уж мы старались! Наши выступления очень походили на проповеди преподобного Мика — уверен, кое-какие приёмы отец подсмотрел именно у него. Например, преподобный выпускал к пастве «грешника» — натурально зачуханного мужичонку, которого нанимал за бутылку под ближайшим мостом. Ну а отец выпускал меня… правда, роль мне досталась позавидней.

Я выходил в скафандре. В умопомрачительном проектном скафандре вышагивал по сцене, крутился, прыгал, падал — и сразу вскакивал, демонстрируя ударопрочность и гибкость. Выглядел я фантастически: скафандр был серебристо-белый, с оранжевым шитьём, эмблемами всякими, мультитулом в левом предплечье и ранцем за спиной. Довершал всё это великолепие шлем — зеркальная полусфера, на внутреннюю поверхность которой выводилась инфографика с множества датчиков. Чёрт, да о чем еще мечтает любой мальчишка, даже если он — сорокалетний и с пивным пузом? Разве не сказал классик: «Имею скафандр — готов путешествовать?!»

Но и среди настоящих детей успех был полный — под конец представления, когда я спускался в зал, они сразу сбегались ко мне: тянулись потрогать, пощупать скафандр. Сначала отец прогонял их — опасался, они испортят реквизит, выданный «Конкордией»… но потом понял, что заработать можно и на этом. И вот «за потрогать» я начал брать пару долларов, «за сфоткаться» — десятку, за видос — посекундно, а однажды провёл четверых ребят за кулисы после окончания шоу и позволил трогать и снимать, сколько влезет. За сто сорок с мелочью — больше у них просто не было.

В общем, скафандр пользовался популярностью. Правда, потом выяснилось, что в полете таких не выдавали. На корабле скафандров было всего несколько штук, да и выглядели они куда дешевле — никакой оранжевой окантовки, ранцевого двигателя и мультитула. Просто белые мешки с руками-ногами. Даже шлемы были не зеркальные, а сдутые, пластиковые. Только тогда я и вспомнил, что «Конкордия» забрала у нас тот, проектный скафандр по-тихому – как только запустила рекламу кораблей.

Впрочем, неудивительно, что скафандр был позабыт – эти корабли, саморазборные, стали гвоздём последних трёх месяцев выступлений. Поскольку народу надо было перевезти чёртову уйму, их строили из восстановленных материалов – вторпластиков, вторсталей. Возможность целесообразно распределить ресурсы особенно впечатляла южан, скупых от рождения — ну а отец подливал масла в огонь:

— Только представьте: остались ещё те, кто сомневается в успехе нашего предприятия! — кричал он, обличительно указывая на слушателей с задних рядов. — Но я не позволю погубить мечту — нашу мечту о звёздах, о будущем и о новом доме! Даже если среди вас — почтенной публики! — затесалась парочка скупердяев, им кишка тонка меня остановить!

Конечно, зал приходил в движение. Люди с негодованием оборачивались, оглядывались и пытались вычислить этих «скупердяев»… однако жесты отца не отличались точностью, да и сложно определить, о ком речь, когда все вокруг вертятся и зыркают друг на друга подозрительно.

Особенно на задних рядах.

Вряд ли кого удивит тот факт, что больше всего пожертвований мы получали именно оттуда. При этом деньги перечислялись максимально прилюдно: «На благое дело я и сбережений не пожалею», «Неужели кто-то думал, что в Окленде (Нью-Гемпшире, Уайтленде, Форт-Стоктоне) собрались скупердяи?», «Я промолчу о том, сколько перечислил мой сосед: у этого скряги всегда туго с деньгами. Но сам я переведу втрое больше!».

В общем, никто не хотел, чтоб люди считали, что именно в них тыкал указующий перст. А мой отец тем временем продолжал: «Уверяю: каждый цент будет вложен в дело!» — и вызывал голограмму корабля, чтоб все сразу увидели, на что тратились.