— Эй, Марти! Где ты? Давай бегом сюда!
Признаться, из-за этого дядиного рассказа я каждый раз побаивался заходить в пустокуб — но сейчас любопытство пересилило страх. Зажмурившись, я шагнул внутрь… а когда открыл глаза, вокруг уже мерцало ворованное пространство. Реальные объекты, помещённые в куб, казались утопленными в серый поролон. Ближайшие я сразу узнал: большие баки, канистры, ректи-какие-то (никогда не мог запомнить названия) колонны с насадками. Повсюду змеились трубки — некоторые вели от колонн к канистрам, другие свивались вертикальными спиралями. Кое-где виднелись круглые термометры, как в музее паровозов. А потом отец подал мне воронку — изящную латунную воронку, на ободе которой было выгравировано: «Abraham Foster Esq.».
— Ты спёр не только куб! — обречённо сказал я. — Спорим — тут внутри весь дедушкин гараж?
— Не весь, — подмигнул мне отец. — Я оставил ему две запаски — и готовое пойло!
***
До сих пор ума не приложу, как отец провернул это. Дома самогонный аппарат занимал почти весь гараж — а он у нас, у Фостеров, был немаленький. Дед ко всему подходил по-американски: когда ему надоело пьянствовать по подписке, «умные трактора» как раз отобрали за долги, и он решил осуществить свою давнюю мечту — гнать виски сам, чтобы пить, сколько влезет. Неизвестно, как он уломал бабушку поддержать проект — но стоило ей кивнуть на семейном собрании, как гараж заполнили баки и колонны, прорастающие друг в друга стальными трубками, а дед сделался весел — мечта сбылась! Бабушка зарубила лишь покупку бочек… впрочем, оно и к лучшему — вряд ли дед вытерпел бы несколько лет, пока напиток выдерживается. К тому же, окончательно собрав аппарат, он накупил всяких добавок и экспериментировал, особенно пристрастившись к кукурузному вкусу.
Оставалось надеяться, деда не хватит удар, когда он увидит, что его детище разобрали и увезли в неизвестном направлении. Прикинув масштаб работы, я аж присвистнул: выходило, что всего за одну ночь отец демонтировал содержимое гаража, перетаскал по частям в пустокуб и снова собрал, озаботившись тем, чтоб в пути аппарат тоже гнал пойло.
И, надо признать, он справился с делом: пыхтя, мы вытащили наружу несколько канистр. Внутри куба они ничем не пахли (запахи там куда-то деваются) — но в номере сразу распространили знакомый аромат: едкий, навязчиво-ванильный.
— И всё-таки, — спросил я у отца, — зачем нам ведро?
— А ты пробовал наливать виски из канистры в бутылку?
В кои-то веки я оценил его предусмотрительность. Захватил с собой ведро, воронку… и сына. Меня вдруг осенило:
— Ты будешь продавать это перед выступлением?
— Зачем «перед»? До. И после. И вместо. Ну, в смысле, не «вместо», а «независимо от»! Но давай-ка для начала проверим товар.
Пока я, тихо чертыхаясь, наполнял ведро из тяжеленной канистры (поднять её было никак — только наклонить), отец снова отлучился в куб и вернулся с фигурным латунным черпаком. Гравировка на ручке не оставляла сомнений — дед лишился не только производственных мощностей, но и всех своих любимых, именных инструментов.
Черпак был сразу же применён по назначению.
— Ух-х! — скривился отец, отхлебнув. — Ну и дрянь! Сойдет! Давай-ка тащи бутылки — разливать будем!
— Сейчас, — сказал я и отправился к коробкам у входа. Пару дней назад мы остановились на окраине свалки, и отец подрядил тамошних бичей, чтобы набрали нам бутылок из-под виски, да покрасивее — как раз вот эти несколько коробок.
Я приволок отцу ближайшую.
— Хм, — поджал он губы, бросив взгляд внутрь (бутылки были разного калибра, с разными этикетками). — Ну, ладно! У нас, в конце концов, авторский виски — этим и объясним, почему бутылки разные. Индивидуальный дизайн, адресный подход… Ну-ка давай, Марти, помогай: сдирай этикетки и подавай мне тару!
— Может, их сначала помыть? — спросил я, пытаясь поддеть бумажный прямоугольник ногтем. Бутылка пахла помойкой. Этикетка не отдиралась.
— Марти! — отец слегка повысил голос, как будто тренировался перед выступлением. — Сколько раз повторять: оптимизируй свой труд. Учись, пока есть кому тебя учить. Не трать время на ерунду. Виски — он лучше любого дезинфектанта! Взять старину Эйба — почему его никакие микробы не берут? Потому, что он регулярно себя дезинцифицрует! Изнутри. У русских для этого специальное слово есть, — важно добавил он. — Prospirtovanniy!
— Так может, тогда и этикетки оставим? — та, что была на моей бутылке, не поддавалась никак, а помойкой теперь пахло не столько стекло, сколько руки.