— Я вообще человек веселый, — говорит Югансон, громко прихлебывая горячий крепкий чай. — Вот когда у нас тут мехколонны стояли…
Я прихожу к себе в заезжую, зажигаю огарок свечки и записываю историю освоения Бискамжи, как это представляется мне со слов Югансона и тети Галиного мужа.
«…К пятьдесят третьему году уже проложили путь от Аскиза до Портала, общей протяженностью сто с лишним километров. Перед Порталом путь упирается в гору, здесь строится тоннель длиной две тысячи триста шестьдесят метров — второй по протяженности в Советском Союзе. К пятьдесят третьему году тоннельщики прошли всего сто двадцать пять метров, надо было решать, ждать ли два-три года, пока пробьют тоннель, и уже по нему перевозить технику дальше, либо попробовать перебросить через перевал машины и людей, начать делать просеку в тайге, а после отсыпать земляное полотно.
Решили не ждать. Забросили через перевал машинами несколько экскаваторов, и девятого ноября пятьдесят третьего года начали пробивать дорогу к будущей станции Бискамжа.
Было морозно, в тайге уже лег неглубокий снег, прикрыв пожухлую, жесткую, как проволока, траву. Экскаватор подцепил ковшом под корни ближний кедр, тот хряснул, качнулся, разрывая мерзлый, спутанный, как войлок, дерн, накренился — и, продираясь ветвями сквозь гущу других, хлопнулся оземь. Перед кабиной экскаватора поднялся, заслонив на мгновение свет, мелкий снежок. Из рваной, на полметра в глубину ямы пошел пар. Трактором оттащили кедр в сторону, стрела экскаватора была занесена над другим. Работали, пока было светло, ночевали по-охотничьи, у костра. Так продолжалось до тех пор, пока не отошли километров на десять, тогда поставили палатку, сделали из бочки из-под солидола печку. Как-то ночью палатка загорелась, огонь удалось потушить, но в парусине остались огромные дыры, которые кое-как залатали капотами от тракторов. Так и жили.
Плохо было с подвозом продуктов: по развороченной гусеницами экскаваторов дороге не шли машины. Изредка приезжал трактор, завозил хлеб, муку. Девчата из староверческого села пришли работать, привезли два мешка картошки, а та померзла, пока везли. Придумали ее печь в костре; черное ведро из-под солярки ставили в костер посреди жара кверху дном, сверху накладывали углей; через час картошка готова: рассыпчатая, вкусная и не сластит.
Люди пожилые думали о работе, а молодежи хотелось развлечься. Изобрели музыкальный инструмент: на черемуховый сук, согнутый луком, натянули тонкую проволочку, посередке к суку приделали патефонную головку с иглой, которая упиралась в проволоку. Тренькает, тренькает кто-нибудь на этой балалайке с вечера до полуночи, спать мешает. А встать и дать по шее неохота: сапоги у печки, земля же в палатке холодная.
До восьмого марта жили все в этой палатке, потом выбросили несколько небольших отрядов дальше по трассе. В Бискамже была избушка изыскателей, один отряд в ней разместился; на том месте, где скрещивается Томь с Тузахсой, охотничья фанза стояла — жили и там; наконец просто под открытым небом: двести килограммов топлива возьмешь — и на три дня вперед в тайгу уходишь. От темна до темна вкалываешь, вечером большой костер запалишь, догорит, угли разгребешь — и до утра снизу подогревает, как на русской печке…