Таким хорошим знакомым стал для меня Петр Анчев. Написала я о нем повесть, очерк, хочу коротко рассказать и сейчас.
Родился он в двадцать третьем году в Краснодарском крае. После смерти матери (отец еще раньше уехал в Болгарию) их с младшим братом отдали в детский дом в Новом Афоне. Время было сумбурное, голодное, не хватало не только хлеба, но и бумаги, не хватало учебников. Детдомовцы воровали мандарины в частных садах, продавали курортникам, покупали учебники.
Кончил семилетку, отправился пешком в Сухуми, искать работу. Прошел километров восемь, видит, палатки какие-то разбиты. Подошел напиться, его спросили, куда он идет, предложили остаться работать учеником электрика. Так Петр попал в Метрострой. Много было в его жизни всякого: колобродил, озорничал, пристрастился к выпивке, женился. Но брак оказался неудачным, Петр женился второй раз, и молоденькая жена наконец прибрала его к рукам. Собственно, он и не сопротивлялся, легко стал «подкаблучником»: Ксюша — чистенькая, хорошенькая девушка — завела дома строгий порядок, уют, родилась дочка. Петр ни о чем большем и мечтать не мог.
В пятьдесят втором году Анчев приехал на строительство тоннеля вместе с электростанцией, которую он должен был здесь монтировать. Сгрузили генераторы под открытым небом — дождь, снег, дорогостоящие механизмы портились и ржавели, сердце у Петра разрывалось, он голос сорвал в кабинетах у начальников, но пока им было не до него. Ни в каких серьезных механизмах в тоннеле не было необходимости: с грехом пополам прошли сто метров штольни, там вполне хватило тока от передвижных электростанций.
Пришлось Анчеву поработать снабженцем, потом, с бригадой таких же, как он, его послали на лесосеку, и они давали выработку больше ста кубометров на брата, зарабатывали в день по семьдесят — восемьдесят рублей.
Наконец дошло дело и до электростанции. Все поржавело, порастерялось, но Петр взялся отремонтировать генераторы, хотя не было для этого ни специальной мастерской, ни нужных деталей, и в помощниках у него были не электрики, а все те же самые «заблатненные людишки», с которыми он орудовал на лесосеке. Их в поселке все боялись, а они боялись Петра, слушались его беспрекословно, выполняли любую работу.
Надо было через перевал провести высоковольтную линию. Начали вести ее в феврале пятьдесят третьего года, мороз доходил до сорока — пятидесяти градусов. Земля была настолько промерзшей, что приходилось по три дня над каждой ямой жечь костры, а ям надо было выкопать сто штук. Расчистили просеку, поставили столбы, натянули провод. Сами делали разбивку трассы: снег по горло, ничего не видно, однако ошиблись всего на девять градусов. Столбы ставили через пятьдесят метров, просматривали их через каждые двести метров, чтобы не было отклонений. Заказчик требовал на столбы лиственницу (она не гниет), а ее на том склоне горы росло очень мало — лазали по полутораметровым сугробам, искали.
— Жарко было, — вспоминает Петр. — Костры жгли, жарко было; лес валили — жарко было; столбы ставили — тоже жарко. Вот когда натягивали провод, тогда было холодно: на столб лезешь, закаменел, кошка не берет — голыми руками… Хотя в то время наверху никто не работал — мы работали…
Живет Петр на Западном портале. Вечером мы с Леонидом Шарфом отправились туда через перевал.
Портальский поселок разбросан по склону горы, дома мостятся на уступах, впадинах как попало — с середины и до самого болота. По заболоченной пойме реки Нанхчуль тоже рассыпано с десяток домиков. Каждый год они сползают все ниже, впрочем, хозяева уповают, что два года до окончания тоннеля домики продержатся, а там поедут метростроевцы в другие места.
Пришли. Открыла нам круглолицая большеглазая женщина; взглянув на белые скобленые полы, мы молча разулись. Петр спал. Ксеня, усадив нас с Шарфом на диван, куда-то ушла, вернулась с двумя бутылками шампанского. На шумные, хотя и не очень искренние, упреки Шарфа она невозмутимо отвечала: