— Один раз человек заболел — тут же погнали. Что за люди?
— Везде сейчас так…
Они ненадолго задумались, каждая думала о судьбе Максима.
— Ты уйдешь от него? — мать подавила страх и жалость и спросила.
— Он больше никуда не устроится с такой характеристикой, моим родителям эта новость не понравится…
— Ты так легко бросишь и забудешь его? — в словах Оксаны было сострадание к сыну, но в то же время она понимала Татьяну.
— Я не говорила так, нет.
— Прямо об этом никто не говорит. Знаю, что уйдешь.
— Я позабочусь о нём, и все обязательно будет хорошо.
— Можешь не врать: мы одинаково развращены с тобой, и я понимаю, как ты поступишь.
— А чего от меня можно ожидать? — созналась Татьяна. — Я его выходить не сумею, сами же знаете. Может, он вовсе инвалидом останется, и я умру без денег, несчастной! — у неё начинала истерика.
— Не придумывай, об инвалидности речи нет — выздоровеет он скоро. Только вопрос: будешь ли ты с тем, кому нужно вновь пройти испытания на пути к деньгам и должности?
Татьяна не успела ответить — на кухню пришёл Максим. Они обе не знали, слышал ли он их разговор, оттого наперебой сказали ему что-то невнятное, засуетились и, пытаясь разбрестись по кухне, несколько раз столкнулись и задели друг друга. Он медленно дошёл до крана, налил воды. Повисло молчание — теперь морально давили не только темнота комнаты, но и тишина в ней. Было слышно только, с каким удовольствием Максим глотает холодную воду.
— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросила мама с заметной тревогой.
— Меня уволили, да? — спросил Максим.
— Милый, только не переживай, — ввязалась Татьяна.
— Мне уже все равно, впрочем, — разочарованно ответил он. — Мне лучше, а вы можете идти.
— Но… — начали обе.
— Приходите завтра, если будет время, — сказал он и пошёл в комнату.
Максим остался один, закутался в одеяло и впервые задумался не о карьере, работе и полезных связях, а о себе и своей жизни: «Неужели меня все бросили? Стоило мне потерять работу, люди тут же отвернулись. Ни мама, ни Танечка, ни Павел — никто не хочет побыть со мной ещё немного: у всех дела. Я и сам был такой до сегодняшнего дня, если откровенно. Но мне все равно не верится, что отношение близких людей зависит лишь от моего социального положения. Правильно ли это? Должны ли деньги и должность определять, кого и как сильно любить? Нет, вероятно; но сам я слепо верил, что мои финансы и положение в обществе — высшая ценность и они влияют на мои чувства и чувства людей. А ведь это всё — материальное, и оно не влияет на душу. Но где же была моя душа эти двадцать пять лет? А есть ли она вообще у меня — никому не проверить. Чувствую, что не так я жил. Но остается ли у меня шанс на другую жизнь, на воскрешение и полное очищение от ошибок прошлого?»
Он умер к вечеру, когда в квартире потеплело.
Конец