Выбрать главу

Он также, как и Мор, уже давно не виделся с Отцом и младшими братьями: Стынем и Темряем, и дотоль не был посвящен в то, что я появился и расту в руке Першего. Узнав о моем будущем вселении давеча, когда его нарочно для знакомства со мной вызвал наш Творец, Вежды был не просто ошарашен… Он подолгу высказывал Отцу о свершенном им безрассудстве, уговаривая повиниться пред Родителем и столковаться с братьями. Каковыми горячими разговорами вельми меня волновал так, что я принимался ярко сиять.

Это был, наверно, один из самых последних их разговоров и Вежды вновь старался повлиять на Отца, теперь уже предлагая провести мое вселение под присмотром бесиц-трясавиц, и в безопасной для меня кирке на пагоде.

— Нет, это также опасно, — несогласно отозвался на данное предложение старший Димург. Он был так возбужден, что та взволнованность передавалась мне, и, абы я не сиял волнением, Отец почасту гладил перстами правой руки кожу на левой, тем самым умиротворяя:

— Родитель это может приметить, и тогда уничтожит моего малецыка, — добавлял Перший.

— Ничего не приметит. Как это вообще возможно приметить? — настаивал Вежды. Степенный, как мне казалось, старший брат ноне горячился, торопко прохаживаясь по залу пагоды… Боялся… Он также боялся за меня. — Дадим указания, марухам, взять хоть. Они нынче у меня в чанди, ибо я их перевожу в Сухменное Угорье. Они изымут с планеты женщину. Поместим ее в кирку и ты тогда выпустишь лучицу.

— Нет, данное перемещение… Мелькание, тем паче марух, которых и вовсе не должно быть на Зекрой, как и нашей пагоды в Козьей Ножке, прислужники Родителя заметят. И тогда Он пришлет своих гамаюнов, — с нарастающей тревогой говорил Отец. — И это явственно будут не гамаюны серебряной рати, а явно золотой или платиновой. И они враз уничтожат и самого человека, и нашего бесценного малецыка, поелику его появление нарушило Законы Бытия, так как проходило в тайне.

Несомненно, Отец был не прав. Во-первых Родитель не стал бы уничтожать лучицу, а вдруг она оказалось мной… Той самой неповторимой, уникальной, ожидаемой Им. Скорее всего, Он бы повелел просто изловить и увести меня от Першего. И, безусловно, это было лучше, так как тогда мой Отец ведал, что я в руках Родителя…

А теперь…

Теперь… В том страхе, какой им владел, как он отнесся к моей пропаже.

Бедный, бедный мой Творец, что он подумал, когда посланные им существа не нашли меня в плоти родившегося ребенка. Наверно предположил, что я затерялся на Зекрой или улетел в космическую даль, ведь там не имелось положенного щита, что устанавливал Родитель, когда на планете обитала лучица. Да и я поколь, не обладающий так называемой вещественностью материи, мог запросто вырваться из притяжения Зекрой и умчаться в безграничное мироздание Всевышнего. Похоже, именно поэтому Отец не прибыл к Родителю, не повинился и как итог не узнал о моем местонахождении.

Днесь когда я сызнова летел на Зекрую, моей мечтой стало увидеть тебя… тебя — Отец. А для этого нужно было вселиться в плоть, только меня несколько пугала та самая плоть…

«Паболдырь, девочка, слабое сердце и мощный мозг с искрой Першего», — как распорядился Родитель. Отец пояснял, что я должен родиться в черном, здоровом мужском отпрыске Димургов. А тут девочка, больная да еще и паболдырь… Паболдырь, это дитя, у которого один из родителей светлый, а второй болдырь, метис, второе поколение помеси. Очевидно не самое лучшее для меня — божества и уж точно не то, что желал мне Отец.

Все эти тревожные мысли, постоянно испытываемое мной напряжение, привели к тому, что когда Гамаюн-Вихо сообщил о нашем прибытии на Зекрую, я, напугавшись, сызнова отключился. Правда ненадолго, а когда обрел себя, услышал весьма приглушенный и нескрываемо встревоженный его голос:

— Саиб лучица… Саиб лучица, что с вами? Прошу вас откликнитесь. Прошу вас успокойтесь. Вам надобно успокоиться и обрести образ искры, чтобы вселиться в плоть.

— Нет, — наконец шевельнул я губами. — Я боюсь… боюсь, что у меня ничего не получится. Что я вообще не тот за кого меня принял Родитель. Отнеси, отнеси меня к Отцу. Коли он тебе так дорого, отнеси к нему.

— Эм! саиб лучица, — голос Гамаюн-Вихо послышался зараз более звонким, похоже, он обрадовался, что я пришел в себя. — Я не могу вас отнести к Господу Першему, хотя и жажду того сделать. Но я тут не один. И те, кто подле меня исполнят распоряжения Родителя, даже если им для этого придется оторвать мне конечность. Они не преданы Димургам, для них основа Зиждители Небо и Дивный, потому я им безразличен, как и замыслы вашего Отца, моего дорогого Господа. Я прошу вас, саиб лучица, потерпеть немного. И вмале вы увидите своего Творца. Господь Перший не прибыл в Отческие недра, не повинился, хотя Родитель его и звал не раз. Однако Родитель сказывал мне, что как только Господь к нему прибудет. Он сразу разрешит ему забрать вас. Если это не случится в ближайшее время, то услышав ваш зов, Господь сообразит, где вы обитаете и тогда, непременно, повинится… Просто недопустимо нарушать Закон Бытия. Родителю итак, абы вас не разлучать с Отцом, придется обходить течение Закона Бытия, посему вы не негодуйте. Он делает все, что может… что в Его силах, — слышалось, как горько вздохнул саиб гамаюнов, видно он и впрямь ноне разрывался от любви к Першему и Родителю.

Впрочем, я на Родителя не сердился. Я все понимал. Просто жаждал быть подле своего Творца. Мне, кажется, токмо подле него я мог ощущать спокойствие и уверенность в себе.

— Может, ты скажешь тогда Отцу где я. Али подскажешь, что ему надо повинится, — эта была уже мольба. Страх окутывал меня все плотней и плотней и я, точно ощущал непереносимую смурь своего Творца по мне. Потому делал последний шаг, абы успокоить его и себя, абы воссоединиться с ним.

— Не могу, — голос Гамаюн-Вихо вновь зазвучал приглушено, и стал срываться да переходить на низкие полутона. — Я лишен права видеть Господа и иных Димургов, поколь старший из них не повинится перед Родителем. А иные гамаюны серебряной рати лишены права общения со мной. Ноне я живу среди гамаюнов золотой рати. Я наказан. Наказан за то, что пытался скрыться. И за то, что сопротивляясь воли исполнителей Родителя, так сильно пострадал. Так сильно, что потом Родителю пришлось чинить меня и тратить свое драгоценное пространственное бытие и материю, — определенно, последнюю фразу саиб гамаюнов процитировал в точности за своим Творцом.

А я вспомнил мотыляющееся маленькое тельце Гамаюн-Вихо и проникся к нему еще большим уважением. Выходит, пострадал от замыслов моего дорогого Отца так сильно не только я, но и его милый Вихорек.

Однако меня все еще пугала мысль, что я не тот за кого принимал меня Родитель. Что не смогу, не сумею справится с возложенным на меня и принять образ искры. Мне нужен был Отец, только обок него… только от его успокоительного бас-баритона, я черпал свои силы и уверенность. И о сем я наново шевельнул губами.

— У вас все получится саиб лучица, — убежденно отозвался Гамаюн-Вихо. — Не сомневайтесь в себе. И Родитель никоим образом не мог ошибиться в вашей уникальности. Ведь это Родитель. Он так долго ждал вашего появления, вже было перестал и надеяться. Думая, что та удача обошла нашего Всевышнего. Ведь лучица с вашей уникальностью и мощью, обладающая способностями Четверки Старших Богов, и признаками равными Родителю, могла появиться лишь у Господа Першего и Зиждителя Небо. Как сути самой стихии природы, творения… Ночи и Дня…Тьмы и Света. Вы станете Его основным помощником. Станете вторым Родителем. Посему успокойтесь и просто поверьте в себя. Тем паче обратиться в искру, это заложено в любой лучице. Все будет ладно, просто следуйте пояснения, что вам допрежь того выдал Господь Перший. И днесь помните, материнского лона не будет, а вы сразу попадете в носовую полость. Потому вам нужно будет всего-навсе добраться до мозга.

Легко сказать следуйте пояснениям… добраться до мозга…

Как же следовать, коли из моего естества от пережитого, похоже, все знания испарились. Впрочем, я понимал, что попробовать… хотя бы попробовать стоит. Ну, наверно, чтобы ощутить собственные способности, в коих я до сих пор не был уверен.

— Гамаюн-Вихо… Вихорек, — шевельнул я губами напоследок, нарочно назвав саиба гамаюнов так ласково, и проникся к нему такой теплотой, словно нас, что-то мощно роднило. — Надеюсь, мне удастся пройти весь путь до перерождения. И мы еще увидимся. Увидимся подле моего Отца.