Так что же делать? Как быть? О, опять-таки — терпеть, молчать, еще раз стерпеть и смолчать, все сносить молча и терпеливо. Надо все скрыть, ничего нельзя никому рассказать, потому… Потому что люди могут запачкать твое чистое, незапятнанное имя, могут очернить тебя без вины, забросать грязью. Боже мой, что было бы, не случись рядом на счастье этот прохожий? Ах, Русудан, глупая, наивная Русудан! Как ты решилась отправиться осматривать поля с этим пустым, бессовестным человеком? Как тебя угораздило сесть с ним в двуколку и пуститься в путь по мочагам и трясинам? Прежде ты никогда не делала таких глупостей — что же сегодня с тобой стряслось? Ох, несчастная! Лучше бы тебе сгореть, провалиться сквозь землю…
Так, так, плачь, Русудан, может, от слез станет легче, может, свалится с сердца эта свинцовая тяжесть…»
Вдруг на балконе вскочила спавшая там собака и с громким лаем бросилась по лестнице вниз, во двор.
Тут только вспомнила девушка, что забыла дать вечером Ботвере похлебку, да и ворота не заложила на засов и даже дверь не заперла. Она встала, повернула ключ в замке и стала прислушиваться.
Снаружи доносились лай и рычанье ярившегося Ботверы, Это продолжалось немало времени, потом постепенно лай умолк, и снова стало тихо.
Девушка села на кровать и долго сидела так, в темноте.
Где-то в углу скреблась под половицей мышь. Русудан вспомнила, что собиралась взять у тетушки Сабеды котенка. Она разделась, легла в постель и снова отдалась течению своих мыслей.
Тут только догадалась девушка, что незнакомец, встреченный ею сегодня на Алазани, не кто иной, как вчерашний победитель, сбивший кабахи со столба. Странно! Никак не ожидала Русудан, что этот отчаянный сорвиголова проявит столько уважения к беспомощной женщине в глухом лесу.
Утром, выйдя на балкон, она удивилась тому, что собака не кинулась ей навстречу, как обычно, ласкаясь, повизгивая и виляя хвостом.
Долго она звала своего верного пса, долго свистела ему, но Ботверы не было видно. Русудан сняла с гвоздя на балконном столбе свою неизменную плетку и спустилась во двор.
Проходя мимо цветочной грядки, она остановилась, пораженная. Любовно выхоженные ею клумбы были разворочены, цветы втоптаны в землю, а рядом в густой траве лежал в обнимку с собакой и мирно похрапывал Закро…
Войдя в колхозный двор, Русудан увидела под большой липой взнузданную лошадь и возле нее — молодого парня, готового пуститься в дальнюю дорогу. Девушка направилась к нему.
— Возьми, это чистые рубахи, отвезешь их Максиму. Что это вчера ему приспичило — не дождался конца джигитовки, ускакал в горы? А тут без него этот бешеный жеребец Арчила изувечил!
Овчар вскочил в седло и натянул уздечку.
— С утра тебя дожидаюсь, Русудан, а то сейчас уже был бы далеко за Сабуэ. Ну, а Максим… Максим ведь чабан — вот он и поспешил к стаду, чтобы быть там во время прививки против бруцеллеза.
— Скажи ему, что я на него сердита — почему уехал, не простившись? И привет передай.
— Ладно. Желаю здравствовать!
Но не успел всадник доехать до ворот, как Русудан окликнула его — он с трудом сдержал разбежавшегося коня.
Русудан подошла поближе и шепнула парню, склонившемуся к ней из седла:
— Скажи Максиму, чтобы прислал с тобой щенка — побольше да позлей. Вчера ночью этот полоумный Закро задушил нашего Ботверу.
Глава вторая
1
Золотистыми волнами переливалась нива, с трех сторон обступал ее подлесок, а дальше тянулись леса. С шепотом и шорохом покачивались, сталкиваясь между собой, отягченные колосья, и немолчный шепот разносился над полем, от лесной опушки до самого яра над селом.
Старик долго смотрел на спелые хлеба, потом выбрал самый тенистый вяз из тех, что стояли на краю поля близ скалистого ската, и положил серп на траву, зеленевшую у его подножия.