Непрошеный гость рассердился, отбросил нож и вилку и принялся рвать кишки прямо голыми руками.
Что тут было делать бедняге Закро? Сила солому ломит, он покорился и снова перешел к просьбам.
Джигит в животе на этот раз снизошел к просьбам, перестал рвать кишки и снова вооружился ножом и вилкой. Потом наконец бросил и их, пощипал еще недолго здесь и там и унялся.
— Вот так, добрый человек, — с трудом перевел дух Закро. — И сам немного отдохни, и мне дай роздых.
— Заговорил! Слышите — он что-то сказал, видите — открыл глаза, доктор, открыл глаза!..
Густой, молочно-белый туман клубился вокруг. Вся земля была застлана туманом. Туман порой становился чуть реже, клубы его рассыпались, наплывали друг на друга, но все же пелена была непроницаема.
— Доктор, доктор, будет он жив?
— Очень уж много крови потерял. Организм молодой, сильный — посмотрим. Пока трудно сказать.
— Боже, какая я несчастная! Боже, чем я навлекла на себя твой гнев?
— Тише, тише! Перестаньте плакать. Больному необходимы тишина и покой.
Голос был слышен прекрасно. Все слова можно было разобрать. — Только вокруг густел туман, непроглядный молочный туман.
— Как пульс?
— Учащенный, но очень слабый. Большая потеря крови.
— Боже, какая я несчастная, какая несчастная! — шептал чей-то голос. — Закро, Закро, открой глаза, Закро! Открой еще раз, хоть на мгновение, Закро!
— Перестаньте, пожалуйста, нельзя же так! Иначе я буду вынужден попросить вас оставить палату. Ну-ка, еще один укол кофеина, и отойдите от постели.
Откуда-то издалека, из глубины густо-молочного тумана, доносился голос.
Где-то журчал ручеек. Закро почувствовал мучительную жажду. Но где взять воду? В тумане ничего не было видно. Только слышался голос — нежный, сладостный, желанный.
Первой опомнилась Кето.
Купрача бросился за машиной, подкатил ее к входу. С трудом высвободили из судорожно сжатой руки Закро окровавленный нож.
Нелегко оказалось перенести раненого в машину. Кето села первой и всю дорогу держала голову Закро на коленях.
Потом целый век ждали окончания операции. На счастье, врач попался прекрасный — известный хирург Джанаридзе оказался на месте.
Нож проник через мышцы живота и жировой покров в брюшину, рассек в четырех местах тонкие кишки и вышел наружу рядом с почкой у поясницы. Операция тянулась долго. Еле очистили брюшину от сгустков скопившейся крови.
По лицу Кето градом катились слезы. Как медсестре ей было позволено помогать во время операции.
— Запоздали бы еще немножко — и могло оказаться поздно, — сказал хирург, закончив операцию.
— Выживет, доктор?
— Если не будешь плакать, выживет. Муж?
— Нет, не муж, нет, нет, не муж. Господи, какая я несчастная, какая несчастная!
Всю ночь сидела Кето у изголовья больного, не сводя с него глаз.
За это время Закро совершенно утратил свой здоровый, цветущий вид: румяные, крепкие щеки его запали, поразительно удлинившийся нос доставал до иссиня-бледных губ.
Всю ночь Кето бережно вытирала ему лицо, непрестанно обливавшееся холодным потом.
И только когда он впервые приоткрыл глаза и зашевелил губами, в ней пробудилась надежда.
Кето догадалась, что больной просит пить.
Жажда появилась у него сразу после того, как перестал действовать наркоз.
Девушка намочила платок и увлажнила ему губы.
Две ночи не смыкала глаз Кето. Сама делала уколы камфара и кофеина, никого больше не подпускала. Часами следила, как капала кровь из ампулы, как переходила живительная жидкость из резиновой трубки в вену больного.
На второй день у раненого вздулся живот.
Началась решающая схватка Закро со смертью.
Никогда еще никем не положенный на лопатки богатырь лежал, растянувшись на спине, и икал.
Икота началась, когда в брюшине стали скапливаться газы.
Закро икал часто и непрерывно. Он измучился, изнемог, потерял даже те небольшие силы, которые вернули ему перелитая кровь и физиологический раствор.