— Даже обрадуются.
— Так что тебя заботит?
— Ничего. Просто проголодался и хочу поесть осетрины.
— Где ты ночью осетрину найдешь?
— Кто умеет — найдет.
Когда город остался далеко позади, Шавлего спросил:
— Что это был за город?
— Сальяны.
— Решил все-таки ночевать в степи?
— Почему в степи? Еще немного, и доедем до Кара-Юлдуза. Есть такая деревня. Там животноводческое хозяйство — буйволов разводят. Директор — мой кунак. С Максимом тоже в дружбе. Он нам будет рад. Зовут его Дауд, но мы называем его Давидом. Хоть в чистых постелях спать будем. К тому же хочу угостить тебя осетриной. Не знаю, как ты, а я очень проголодался. А утром — парное буйволиное молоко. Мацони у них такое густое, хоть кинжалом режь. А к нему — осетрина и сазан. Сегодня вечером будем кутить! А агроном наш… она на ферме хоть несколько дней да останется.
В Кара-Юлдуз въехали поздно вечером.
Лексо был прав. Гостеприимный хозяин в самом деле им обрадовался. Он радушно приветствовал кунака и повел гостей в дом.
— За машину не беспокойтесь, у меня отличные собаки. Да сюда ко мне никто и ногой не посмеет ступить.
И он послал на кухню хозяйку, уже собиравшуюся ложиться спать.
Через четверть часа крепкий ароматный чай дымился в узорчатых хрустальных стаканах.
— Давид, ты же знаешь, что я с чаем не в ладах. Проводи-ка меня на двор, чтобы собаки не набросились!
Они вернулись через несколько минут. Дауд с радостным видом нес трехлитровый штоф виноградной водки — чачи.
Под мышкой у Лексо торчал бурдючок.
— Это из запаса для пастухов?
— Нет, что ты, разве я до пастушеского пальцем дотронусь?
— Откуда же ты все это взял?
— Свое привез — в кузове были уложены, между мешками с ячменем. С пустыми руками к Давиду я не могу приехать.
В ту ночь попировали на славу.
Дауд оказался прекрасным собеседником. Он окончил бакинский ветеринарный институт и был образованным человеком. Высокий, смуглый, красивый, с типично кавказским лицом, он любил поэзию, в беседе с гостями поставил Руставели и Низами чуть ли не выше самого бога, помянул Леонидзе и Самеда Вургуна… Потом взялся за тари и спел баяти.
Утром, когда Лексо проснулся, Шавлего был уже одет и успел даже умыться.
— Что ты вскочил спозаранок?
— Пора ехать.
— Ты очень понравился Дауду. Он вчера сказал мне, что считает тебя своим кунаком. Хочет доставить тебе удовольствие, приглашает с собой на охоту. Не бойся, ферма никуда не убежит.
— Вставай, вставай, нечего нежиться в постели, как молодая сноха в воскресное утро. Не до охоты мне.
— Нам все равно в ту сторону. Если повезут в заповедник, так путь даже короче выйдет.
Было уже светло, когда они выехали в поле.
Дорога тянулась между пашнями.
Дауд то и дело горестно вздыхал, окидывая мрачным взглядом вспаханные земли по обе стороны дороги.
— Один хороший проливной дождь, только один — и вся эта пересохшая пустыня превратится в зеленое море нив.
Он умолкал и продолжал печально глядеть на белесо-серую, известковую почву.
— Засуха. С самой весны я такой засухи не упомню. И снега нет. Только соленый ветер дует с Каспия и еще больше сушит землю.
Он замолкал ненадолго.
— Это все наши земли. Много у нас земли. Но дождь не хочет идти. Если польют дожди, урожая с этих земель хватит нам на два-три года.
Лексо опечалился. Он повернулся к Шавлего:.
— Хоть бы правда пошли дожди! Знаешь, что это за парень? Душа человек! Правда, если земля размокнет, дорогу развезет, и мы можем где-нибудь застрять, но мне все же очень хочется, чтобы погода переменилась. Жалко мне Дауда — это настоящий человек. В прошлом году нам не хватило сена, начался в отаре падеж, овцы с голодухи землю лизали. Он помог нам продержаться до весны. И окот только благодаря ему у нас хорошо прошел. Одного ячменя дал нам полторы тонны. Ох, кабы дождь… Очень хочется!
В поле показались свежие зеленые всходы.
Шавлего опустил стекло в дверце кабины и высунул голову.
Небо пестрело бесчисленными стаями птиц. Дикие гуси пролетели с гоготом над грузовиком и опустились неподалеку на молодую ниву. Зеленое поле стало вдруг черным. Гуси выстроились в ряд, как пионеры на линейке; встревоженно следили они за машиной.
— Остановить?
— Останови. Ближе все равно не подъедем. Осторожная птица. Вон, видите, вышли вперед несколько больших гусаков — это. часовые, они назначены в караул. Очень осторожная птица гусь.
— Жаль, не взял с собой «геко» — достал бы их отсюда.