Доктор взял сумку с инструментами и, извинившись, попрощался с гостем.
— Продолжим нашу беседу в другой раз, если, конечно, вы пожелаете снова меня навестить. — Он повернулся к женщине: — Ну идем, показывай дорогу.
Женщина, держась за перила, торопливо спустилась по лестнице и, тихонько причитая про себя, зашагала по направлению к Берхеве.
2
Оглушительный хохот раскатился по двору сельсовета.
— Ох, лопну!
— Чтоб тебе пусто было. Ох, даже закололо в почках!
— Ну просто все внутри оборвалось!
— Что это ты сказал, волк тебя заешь?
— Ой, мамочка, умру! Будь ты неладен, Надувной!
Шакрия Надувной тем временем завязывал с невозмутимым видом распустившийся шнурок на ботинке.
— Ты сам видел? — сомневался Отар.
— Своими глазами! — уверял его Шакрия.
Из помещения, служившего одновременно клубом и читальней, вышла высокая, полная молодая женщина.
— Вы все еще тут? — спросила она резким тоном, остановившись на пороге.
— Нет, в Борчало перебрались.
— Неужели вам дома не влетает за то, что вы допоздна тут околачиваетесь?
— Наши только рады, что мы у них под ногами не путаемся.
— Что значит — «околачиваетесь»? Ты, пожалуйста, выражайся покультурнее. Заведуешь клубом, а не знаешь, как надо с посетителями разговаривать, особенно с такими почтенными людьми, как мы! — развалившись на траве, вмешался Махаре.
— Это вы-то почтенные люди? Да вас надо палкой гнать отсюда! Пошли бы куда-нибудь еще! Не нашлось для вас в Чалиспири другого места?
— А если нам тут нравится?
— Клуб-то здесь — куда же нам еще идти?
— Идите куда хотите! Только убирайтесь отсюда. Люди приходят почитать газеты, а вы им мешаете, посидеть в тишине не даете.
Ребята возмутились, зашумели:
— Что, что? Мы вам мешаем? А может, это вы нам мешаете?
— Вы развлекаетесь, а нам нельзя?
— Куда ты спрятала шахматы? Почему нам не выдаешь?
— А нарды где?
— Шашки куда дела?
— Да она их вытаскивает на свет божий только по особым случаям, когда кто-нибудь из Телави приедет!
— Вот именно! Так запрятала, что и гадалка Фефена не отыщет!
Заведующая клубом, вконец рассердившись, вышла из-под тенистой дикой груши и решительным шагом направилась к ребятам.
Ока походила скорее на горожанку, нежели на сельскую жительницу. Бело-румяное лицо ее было нахмурено, яркие губы презрительно кривились. Голубое шелковое платье, туго обтягивало высокую грудь и крутые бедра. При одном взгляде на нее, у юнцов появлялись озорные мысли.
Она встала перед ребятами, уперев в землю крепкие ноги с голыми высокими икрами, и злобно проговорила:
— Да, прячу — и очень хорошо делаю! Так вам и надо. Вы только все портите да ломаете, вон сколько шашек и фигур порастеряли! Думаете, я не знаю, кто написал письмо в редакцию газеты? Ну что, добились чего-нибудь? Нагрянула ревизия и назло вам никаких недостатков не обнаружила. Зря Муртаз надеялся, что назначат на мое место его двоюродную сестру!
Муртаз, разозлившись, подскочил и сел на траве..
— Ты особенно не расходись, а то, смотри, докопаешься, как та мышь до кошки! Только у меня и заботы, что письма на тебя писать! Нечего губы сердечком складывать, подумаешь, красотка!
— Уж во всяком случае попригляднее тебя, мозгляк! Все равно не дождешься, чтобы меня уволили!
— Куда уж, конечно, не дождемся — в особенности если ты будешь всех так ублажать, как того ревизора!
Послышались сдавленные смешки.
Заведующая клубом вспыхнула, резко повернулась и пошла прочь, покачивая широкими бедрами.
— Что с вами разговаривать, вы все до одного хулиганы, и больше ничего!
— Давно я Арчила не видал. Не знаете, ребята, где он? — попытался переменить тему разговора Отар, после того как юнцы проводили ретировавшегося противника «достойной хвалой».
— Да, наверно, валяется в постели, баюкает свою вывихнутую руку. Лошадь отъелась в горах, ни седла, ни узды не знает, а он, гляди-ка, влез на нее! Тоже мне джигит! Хорошо еще, что шею не сломал!
— А из лука он здорово стреляет. В лес ходил упражняться, тайком ото всех. Кабахи задумал взять! Гребенку трудно ему до головы донести, чтобы патлы свои расчесать, а туда же, на бешеного жеребца садится! Я ведь там был, устроился на травке перед трибунами — билета не сумел достать и перелез через забор. Гляжу, скачет наш Арчил. Натянул лук — и тут же полетел вверх тормашками да брякнулся оземь, как караджальский арбуз. А жеребец совсем обезумел, понес — летит во весь опор и, гляжу, прямо на меня. Вскочил я да как дуну вверх по трибунам — раз, раз, перескакиваю через ряды. Послушали бы вы, какой визг девчонки телавские подняли! Оглянулся, вижу, все сломя голову за мной мчатся. Остановился я за райкомовской трибуной и стал снова на поле смотреть. А там кто-то уже вскочил на бешеного конька и гоняет его взад-вперед по стадиону. Гляжу и глазам своим не верю. Ну и молодец — просто диву даешься. — Думаю — уж не сам ли Амирани встал из гроба и явился, чтобы позабавиться над нами? То свесится до земли, то нырнет коню под брюхо… Двумя стрелами сбил кабахи с шеста, а сам пропал — как сквозь землю провалился. Третьего дня я слышал краем уха, будто это был Шавлего, внук старого Годердзи. Ух, как я обрадовался, ребята!