— Ничего, все уладим. Ты сразу, с утра, всех обойди, скажи, чтобы ни один ремесленник никуда не уходил из села. Пусть соберутся в сельсовете и ждут там, пока мы не кончим заседать.
— Созвать их не трудно, но как ты сумеешь с ними поладить? Что придумал? От этих людей селу пользы не будет.
— Будет польза! Раз я говорю, значит, будет. Сегодня соберем всех здесь. С завтрашнего дня начинаем готовить фундамент для клуба.
— Для клуба? Какой там фундамент, когда уже стены на целый метр сложены!
— Такой миниатюрный клуб был у нас и раньше — мы его разрушили. Чалиспири — большое село. И будет еще расти. Нам нужен клуб на современном уровне — с библиотекой-читальней, с комнатами для кружковых занятий. И конечно, с постоянной киноустановкой. Словом, весь комплекс культурных учреждений современного села.
— Эх, Шавлего, это же целая морока! Одно только составление и утверждение проекта потребует таких расходов…
— Проект и его утверждение беру на себя. А все остальное — на твою ответственность.
— Какие у меня возможности? Мастера — всё твои колхозники, и ты лучше меня сумеешь с ними договориться. А какое место ты выбрал, где строить будем?
— Есть у меня два варианта — сегодня на правлении обсудим.
— Воля твоя. Я, со своей стороны, к твоим услугам: если что в моих силах, пожалуйста… Вот только… Может, я не должен об этом спрашивать, но как утерпеть? Где ты возьмешь деньги на строительство клуба и всего комплекса?
Шавлего улыбнулся, прищурился и налег грудью на стол.
— Есть идея! А кроме того, возлагаю большие надежды на урожай арбузов.
— Арбузы в этом году не подведут, на них можно надеяться… Но… на все нужды ведь не хватит.
— Изыщем средства, хватит на все. Никогда не надо бояться больших дел. Однажды Купрача сказал мне: если по-настоящему захочешь камень расколоть, он сам тебе покажет скрытую трещину, куда надо ударить. Умный человек Купрача… А теперь, раз уж вспомнили о Купраче, к тебе просьба. Как говорится, река плот унесла, а он туда-то и путь держал. Загляни в столовую и скажи Купраче, чтобы пришел сюда. И пусть сразу придет. Потом люди соберутся, а я хотел бы поговорить с ним с глазу на глаз.
— Ладно, позову. Мне все равно в ту сторону. Ну, так я пойду обходить ремесленников.
Уже светало, когда появился Купрача. Он вошел, не постучавшись.
— Привет председателю!
— Здравствуй, Симон. Снимай пальто.
— Я еще дверь за собой закрыть не успел — и уже грабишь?
— Мало ли ты сам пограбил — не хватит? Вора обокрасть — душу спасти.
Шавлего вышел из-за стола и с явным удовольствием пожал ручищу Купрачи.
— Ну, каков я? Разве не молодец?
— До сих пор я считал, что ты золото, ну а теперь, когда тебя в горн сунули, — чем ты оттуда выйдешь, аллах билир!
— Думаешь, не сумею быть председателем?
— Как тебе сказать… — Купрача пододвинул себе стул и сел перед председательским столом. — Соломону Премудрому задали вопрос: «Что, медведь — яйца кладет или живьем детенышей рожает?» Задумался Соломон Премудрый, поколебался малость и отвечает: «Это такой подлый зверь, от него всего можно ожидать».
Купрача подождал, пока Шавлего перестал хохотать.
— А от себя я вот что тебе скажу: сидя плясать еще никому не удавалось.
— Ох и бесцеремонный же ты человек, Симон!
— Иной плюнуть ближнему в лицо не постесняется, а я только правду в лицо говорю, большое ли дело?
— Ну вот, исполнил я твое желание — чего тебе еще?
— Какое желание?
— Уговаривал ты меня остаться в Чалиспири — вот я и остался, чтобы ты лопнул со злости.
— Пусть у того, кто тебе не рад, днем болят глаза, а ночью — зубы!
— Фу, какое страшное проклятье! Скажи мне, Симон, — как, по-твоему, можно назвать наши отношения? Кто мы с тобой — товарищи, приятели или друзья?
— Твой вопрос позатейливей моего проклятья. На мой взгляд, назвать это дружбой — много, товариществом — мало, о приятельстве же и речи не может быть.